Когда жизнь на виду

— Гриша — это человек, это сила, — входит Слободсков в спокойный азарт. — Только вот некоторые книги пишутся для умных людей, а не для таких, как ты. Насколько я понимаю, у тебя-то героев нет совсем. Ты ведь, Паша, «Чапаева» смотришь по телевизору с меньшим интересом, чем «Дело об убийстве леди Мортон». Для тебя ведь что глаза закатывать, что думать — это одно и то же.

Опять конфликт поколений. Конечно же, наше со Слободсковым поколение лучше, чем Милеева. Мы хоть люди обязательные и словами не бросаемся, в конце концов.

— Во всяком случае, я общественное сознание не покупаю по сходным ценам, — отзывается Милеев. Они крепят приборы, находясь по разные стороны щита, и, не торопясь, переговариваются.

— Да, при твоей зарплате в этом пороке не погрязнешь.

— О чем это он? — спрашиваю я Слободскова. Валера у нас личность известная, и многое, что с ним связано, довольно любопытно.

— Едем, как-то в автобусе, — смеется Павлик, — а на задней площадке пьяный к женщине привязался и ругается. Все сначала молчали, затем ропот начался. В воздухе, как обычно, мечется вопрос: где настоящие мужчины? И тут Валера отважно подошел к дебоширу, который был уже в плечах раза в два, и дал ему три рубля, при условии, что тот выйдет на первой же остановке. И он торжественно вышел с сальной миной на лице.

— А ты что, хотел бы, чтобы я, как Свиридов, на пятнадцать суток попал? — спрашивает Валера. — Тот в прошлом году блеснул, да выронил алкаша неудачно из автобуса. И так уже всю мою фотографию затрепали, переносимши с Доски почета на Доску тревоги и обратно.

— Я знаю, почему ты так сделал, — хихикает Милеев. — Потому что ты сам такой же.

— Какой?

— К девушкам пристаешь в общественном транспорте?

— Как положено. И не только в транспорте.

— Ну вот.

— Ты, Паша, можешь не волноваться. Гриши Мелехова из тебя, конечно же, не выйдет. Будь ты умнее, ты бы заплакал от этих моих слов, — говорит спокойно Слободсков. — У тебя и девушек-то нет, кстати. А почему? Да потому, что их ведь развлекать надо, трудиться, что-то говорить, стараться быть фигурой, рисковать. Тебе это трудно… Живешь ты вот с родителями в тепле и сытости и ничего-то тебе не надо.

— Наши эмигранты во Франции, — замечаю я, — одно время презирали тех же французов за то, что у них не хватает силы воли застрелиться при соответствующих обстоятельствах.

— Не мешай мне проводить воспитательную беседу, — реагирует Слободсков, — не сбивай мне мысль. Так вот, насчет этого товарища в автобусе. Во-первых, он не алкаш, а просто нормальный дурак. Мы с ним часто в городе друг на друга натыкаемся. Во-вторых, это все мне самому не очень понравилось, и я на следующий день, случайно его встретив, трешку обратно отобрал. В-третьих, ты что же думаешь, я его испугался или его друзей? Да у меня приятелей около трехсот человек. Короче говоря, все ясно. А вот ты мне ответь: сколько раз в этом году ты с насморком бюллетенил?

Милеев начинает чем-то скрести за щитом.

— Бережешь, значит, себя… — продолжает Валера. — А зачем? Кому ты нужен — бесплатная нагрузка на общество? Что ты вообще можешь?

— Все, что требуется, — бурчит Паша.

— А что от тебя требуется, ты можешь сказать? Я допускаю, что бриться ты умеешь, а еще что? Ты что там лепишь? — вдруг кричит Слободсков. — Ну-ка, поаккуратнее. Снова, снова все переделай.

Я улыбаюсь, Валера — это фирма, глаз у него наметанный, и нечистой работы он не любит. Слободсков назначен наставником у Милеева и руководит последним жестко, но не без сердечности, претендуя чуть ли не на отцовские привилегии.

— Таких, как ты, Паша, — снова переходит Валера на ровный тон, — проваленный нос обычно смущает, а вечное дилетантство нет. А ведь эти две болезни должны вызывать одинаковые ощущения.

— Учитель нашелся, — смеется Павел, обращаясь ко мне. — Целыми днями только курит по углам, а не работает. Поэтому и премию-то тебе платят меньше, чем, к примеру, Шевчуку.

— Вот здесь, конечно, ты с меня примера не бери, — назидательно говорит Валера. — Наш уважаемый начальник, товарищ Орлов, платит ведь нам не столько по результатам, сколько по усилиям. А уже усилия показать — это Шевчуку раз плюнуть. Издергает начальство, а потом докладывает: все сделано. Каждый вздох облегчения начальника обычно материализуется лишней десяткой. Организации ритуальных обрядов в производстве тебе надо поучиться.

— Каких обрядов?

— Да любых. Ты пройдись, к примеру, с какой-нибудь бумажкой по инстанциям. Скажем, в бухгалтерию сходи уточнить расчетный лист. Так везде ты должен понравиться, иначе тебя просто вышвырнут. И ты танцуешь танец обольстителя, джентльмена, сироты, делового человека или гангстера, в зависимости от обстоятельств. И это все от тебя требуется, хотя дело, может, и выеденного яйца не стоит.

— А ты сам что же не учишься?

— Несерьезно все это, да и скучно. Меня от сохи оторвали для того, чтобы работать по делу, а не по поводу дела.

— Оно и видно, что ты далеко от города родился, — острит Павлик, как может.