Когда жизнь подкидывает тебе лимоны

— Верно, — говорит Ник, — в конце концов, это ее конек.

— И принципиально важно, — киваю я. — Я имею в виду, что это ее стиль. Она создала его, поэтому она будет нашим… — Я замолкаю, пытаясь подобрать нужное слово. — …креативным директором.

— Главным креативным директором, — предлагает он, и мы улыбаемся.

Это так правильно, что Ник находится рядом, держит руку на пульсе и поддерживает меня. И в то же время не переступает границ. Когда мы с Энди были вместе, я часто уступала ему, и сейчас это представляется мне такой глупостью. Какой бы вопрос ни становился предметом споров в годы нашей совместной жизни — покупка кафеля для ванной или к чьим родителям поехать на Рождество, — его мнение, как правило, брало верх. Выбор фильмов, ресторанов и мест отдыха — у меня были свои предпочтения, но Энди всегда поворачивал дело так, что его доводы оказывались убедительнее. Я стала какой-то бесхребетной, и сейчас мне за себя стыдно. Проблема состояла в том, что я — женщина, или же это был вопрос его профессиональной состоятельности? Пожалуй, я никогда не отличалась особой уверенностью в себе. В той или иной мере я всегда испытывала беспокойство — родители, хотя и любили меня, никогда не внушали мне, что я способна всего добиться. Возможно, мне льстило, что я встретила такого мужчину, как Энди, и удачно вышла замуж. Но сейчас все стало по-другому: я впервые в жизни чувствую себя ответственной за собственную судьбу, и это упоительное ощущение.

Я определенно иду на поправку и не кривила душой, когда говорила Нику, что больше не сержусь на Энди. Когда-то, пытаясь зализать душевную рану, я составляла список причин, почему наш разрыв мне только на пользу. К примеру, его набившее оскомину «да будет тебе известно». А еще привычка говорить «мой животик» — «У меня болит животик» (произносилось капризным голосом, потирая его с болезненным выражением на физиономии). И бесячие вопросы типа «У нас есть „Ренни“?», а также другие медикаменты, точно я — Единая аптечная справочная и могу навскидку сказать, что лежит в шкафу (а не он врач в нашем доме). А теперь есть только я, и поблизости — никакого половозрелого самца, жалующегося на изжогу и на то, что мы с Шелли и Айлой вечером на кухне «здорово засиделись».

С тех пор как Энди свалил, мне каким-то чудом удалось запустить проект, который обещает стать настоящим событием. Я — его движущая сила, и помогает мне в этом ужасно красивый мужчина, сидящий у меня на кухне.

— Итак, что еще нужно сделать? — спрашивает Ник, допивая кружку чая.

— Нужна еще одежда, — отвечаю я. — Есть несколько ключевых моделей, которые пока отсутствуют.

— Вот как? А какие именно?

— Например, пончо «Пиппа».

— О, я его помню, — он лучезарно улыбается. — По-моему, оно было на обложке журнала «Милашка». Многие годы его фотография, увеличенная до размеров плаката, висела в рамке на стене у нас в гостиной. Мама всю зиму в нем ходила, но однажды оно застряло в дверце машины и подмело всю дорогу.

— А это фактор риска для пончо, — хихикаю я.

Ник улыбается. Не будь он сыном моей подруги и не занимайся мы общим делом, возможно… я позволила бы себе в него втрескаться (в моем-то возрасте! Кто бы мог подумать, что я еще способна на такое?). Возможно, я пофлиртовала бы с ним, как с тем смазливым плиточником, который отделывал нашу ванную, — так утверждал Энди, который подтрунивал надо мной: «Ого, у нас вдруг появился бурбон! Он что, предпочитает его?» Да, я определенно позволила бы себе флирт, если бы Пенни периодически не смотрела на меня с намеком и не приводила его ко мне, точно демонстрируя напоказ, как будто что-то должно произойти.

— Я рад, что могу помочь со звонками, — говорит он, — но мне хотелось бы сделать больше. Как насчет практического участия? Может, мне найдется занятие?

— С подиумом вопрос решен, — говорю я, — а музыкальное оформление и свет — это дело Спенсера и его приятелей.

— Может, я займусь съемкой? — неожиданно предлагает он.

— То есть самого показа? Ну да, это было бы здорово…

— И его, разумеется, но я имею в виду всю историю, процесс подготовки, предысторию главного события. Что скажете?

— Да, конечно, — говорю я, — но кого вы будете снимать?

— Всех, кто задействован в проекте, — говорит он. — И чем больше людей, тем лучше… Маму, когда она обо всем узнает. Моделей, гримеров, стилистов… возможно, женщин, которые в семидесятые годы покупали эту одежду и надевали ее «на выход» пятничным вечером. Тех, кто работал в бутиках, если повезет их найти…

— Может, и сотрудников музея? — спрашиваю я.

— Само собой. Айлу, Ханну — и, конечно, вас. — Мы встречаемся взглядами, и он улыбается.

— Меня?! — восклицаю я. — Но я не сотрудник…

— Но вы — душа всего проекта!

Я смотрю на него и не знаю, что сказать.

— Нет, Ник, меня не надо снимать, — бормочу я, мотая головой. — Извините, но это совсем не мое…

— А вот не отвертитесь, — настаивает он. — Все это стало возможно только благодаря вам. Подумайте сами, сколько времени и сил вы на него потратили. Сделать фильм без вас никак не получится…