Когда журналисты были свободны

Да, пусть Дальний Восток все это уже увидел без цензуры. Но оставался еще выпуск на Москву. Тот же прямой эфир. Но только уже под бдительным надзором выпускающего.

– Счастливчики живут на Дальнем Востоке, – усмехнулся кто-то из нас. – У них там «Взгляд» свободнее.

Впрочем, иногда и мы использовали запрещенный прием. Понимая, что ни один нормальный выпускающий не одобрит скандальный сюжет, мы его для Дальнего Востока просто не ставили. Программа шла – веселая, острая, но без перебора.

Выпускающий, отсмотрев выпуск «на орбитах», довольно кивал (или притворно вздыхал) – можете же, когда захотите.

А потом на Москву мы сбрасывали информационную бомбу. Так что москвичи с жителями Дальнего Востока оказывались квиты.

Такой бомбой стало выступление Марка Захарова.

В прямом эфире «Взгляда» он предложил вынести из Мавзолея тело Ленина и захоронить его в земле. Даже сейчас – предложи кто-нибудь захоронить тело вождя революции – возникнет серьезный спор.

А тогда идея Захарова прозвучала как взрыв.

Ленин десятилетиями почитался как святой. И пусть в первые годы перестройки отношение к нему несколько поменялось, вот так сразу отказаться от основ собственного мироощущения были готовы далеко не все. Ленин и правда был частью жизни каждого советского человека: его портреты висели в школах и детсадах, его памятники стояли на всех центральных площадях (и не только площадях), его цитаты кочевали из учебника в учебник… Он был вечно живой – в восприятии людей.

И вдруг – похоронить?

Ветераны писали гневные письма. Пионеры с залихватской удалью пересказывали друг другу: «А ты слышал, чего по телевизору говорили?» В ЦК КПСС, кажется, даже растерялись от такой наглости всенародно любимого режиссера.

А Марк Захаров пошел дальше – публично сжег свой партбилет.

Быстро набрала популярность и еще одна перестроечная передача – «До и после полуночи». Ее делали в Главной редакции информации во главе с Григорием Александровичем Шевелевым, его замом Ольваром Какучая и с бессменным ведущим, непривычно аристократичным Владимиром Молчановым.

Наступала новая эпоха – и каждый, кто умел думать, уже понимал: она неминуема.

Глава девятая «Время»

До сих пор не понимаю, почему меня назначили на должность главного редактора программы «Время». Может быть, там, наверху, было решено: программа «Время» должна стать более современной, измениться – на фоне того же «Взгляда» она действительно казалась пережитком прошлого.

А может быть, все там же, наверху, решили: необходимо избавить молодежную редакцию от Сагалаева. Слишком уж он бодр. Нет, увольнять его в никуда – зачем? Он хороший управленец. Поставить на более серьезную должность – там он закончит со всеми своими молодежными закидонами и будет работать на благо Центрального телевидения и ЦК КПСС.

Надеюсь, все-таки правильная версия – первая. По крайней мере, мне хочется в это верить.

– Здравствуйте, коллеги, – начал я свою первую летучку в качестве главного редактора программы «Время».

Рядом со мной сидели звезды советской журналистики – Нинель Шахова, Александр Тихомиров, Александр Галкин, Светлана Бестужева, Евгений Синицын… Каждый из них годами, если не десятилетиями, вел свою тему. Каждый разбирался в этой теме едва ли не лучше героев своих выпусков. Каждый был профи высочайшего класса.

Некоторые из них, увы, стали журналистскими бонзами – закосневшими в собственной значимости. А другие, наоборот, оказались настолько преданными своей теме фанатами, что были готовы говорить о ней часами и, что важно, делать по-настоящему честные сюжеты. В любом случае, все они были профи экстра-класса. И с недавних пор они стали моими подчиненными.

Обсудив текущие вопросы, я спросил:

– Коллеги, а какая у вас зарплата?

Коллеги замерли на секунду, потом кто-то произнес:

– 145 рублей плюс гонорар.

Зарплата рядового инженера тогда была 120–140 рублей. Лучшие журналисты страны не шиковали. В принципе ничего удивительного в этом не было. В советские годы зарплаты на телевидении никак не назовешь щедрыми. Считалось: если и так масса желающих попасть «в телевизор», то какой смысл платить больше?

Да и в целом телевидение было и остается дорогим удовольствием. Даже в программе «Время», где в распоряжении журналистов имелось 14 камер (невероятная роскошь, просто невероятная!), лимит пленки был весьма строгим: для обычных сюжетов 1:5. То есть на минутный сюжет оператор мог потратить только 5 минут пленки. Правда, существовали послабления: например, на сюжеты с детьми разрешалось расходовать пленку из расчета 1:20.

Словом, зарплатами лучшие журналисты похвастаться не могли.

– С сегодняшнего дня, – я обвел взглядом собравшихся, – все комментаторы и политобозреватели будут получать не меньше, чем главный редактор.

Зарплата главного редактора была – 450 рублей. Моя зарплата.

Мне эта разница казалась нечестной: да, ответственности на главреде лежало больше, но ведь и каждый журналист – «штучный товар». Как можно их не ценить?

После летучки заместители устроили мне в кабинете «темную».