Гермиона услышала звук по другую сторону двери, который, как она решила, был результатом трения полотенца о его голову. Ей стало интересно, принадлежал ли Малфой к тем людям, которые наполовину одевались, прежде чем высушить волосы, или он предпочитал оставаться голым после того, как выключил душ. И говорить с ней. В принципе в этом не должно было быть ничего особенного, ведь под одеждой он тоже оставался голым, и дверь в данный момент выполняла ту же функцию, скрывая его тело от ее глаз. Не должно, но почему-то было. Гермиона винила свое воображение, которое представляло, как светится его бледная кожа под грязно-желтым светом лампочки.
Его голос звучал непринужденно. Как будто это было совершенно нормально стоять голым и одновременно болтать с ней, вызывая в ее голове образы, которые она не должна была представлять.
— Это адреналин, реакции, которые они не хотели бы испытывать в реальных обстоятельствах, думая, как бы они поступили в этом случае. Агрессия в насилии может быть сексуальной по своей природе, а страх — возбуждающим. Это…
Что?! Почему Малфой затронул тему секса? Это потому, что он голый? Думал ли он о том, как она думает о том, что он голый? Гермиона покачала головой, но это не избавило ее ни от образов, ни от мыслей. Она выпрямилась, подняла голову и снова ею покачала.
— Сексуальной? — Ее голос звучал немного напряженно, и она прочистила горло. — Я не понимаю, почему насилие сексуально. За исключением тех случаев, когда люди сошли с ума и замещают секс, нанося удары ножом, или находят сексуальным…
— Я сказал агрессия в насилии. Потеря контроля над желанием и импульсом. Агрессия может проявляться в насилии или сексе. Или в том и другом.
— Я в это не верю. Если ты видишь, что кто-то агрессивно преследует человека, первое, о чем ты подумаешь, это насилие. Люди не собираются…
Ее взгляд метнулся к ванной на звук открывающейся двери, и она завороженно смотрела на Малфоя, пересекающего кухню. Первая и последняя пуговицы на его рубашке все еще были расстегнуты, волосы лежали в беспорядке, но в его шагах была решимость, которая заставила ее тут же вскочить на ноги.
— Что…
Он схватил ее за руку, впечатывая в себя с такой силой, что Гермиона запнулась о собственные ноги, а из горла вырвался придушенный сип. Малфой подтолкнул ее спиной к столу, и его край больно врезался ей в бедра.
— Ты не…
Он толкнул ее на стол, широко раздвигая колени и вставая между них. Гермиона чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Она ударила его ладонями в плечи, но Малфой даже не шелохнулся. Вместо этого он схватил ее за запястья, укладывая спиной на поверхность стола, и прижал их к дереву по обеим сторонам от ее головы.
Дыхание Гермионы стало хриплым, когда она попыталась вывернуться из его хватки, понимая, что пол остался где-то слишком далеко, и до него не дотянуться ногами. Она извивалась в поисках воздуха, в попытках увернуться от движений его груди, когда Малфой крепко прижал ее к себе и собой. Он был сильным, слишком сильным, и пах горьким мылом, лавандой и мятой.
— Я …
Гермиона попыталась взглянуть на него, но Малфой наклонил голову, а спустя пару мгновений его рот оказался на ее шее.
Ее зрение затуманилось, стоило разуму сосредоточиться на этой точке контакта, отмечая прикосновение губ, острый край зубов, движение его языка. Она захлебнулась вздохом, чувствуя шум в ушах, когда Малфой снова приник к тонкой коже. Слышал ли он, как бешено колотилось ее сердце?
Гермиона снова попыталась оттолкнуть его, но уже менее решительно, и Малфой в ответ снова прижал ее к столу, но уже гораздо легче, без намерения пришпилить ее к поверхности как пойманную бабочку. Она закусила губу, когда он нежно прикусил, а затем пососал прикушенное местечко — ее пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Малфой горячо и влажно дышал ей в шею, вызывая волны мурашек.
Его мокрые волосы скользнули по ее шее, подбородку, щеке, когда он поднял голову.
— Видишь?
Гермиона повернула голову, прочищая горло. Она смутно понимала, что было что-то, о чем она чувствовала необходимость поспорить, но она не могла вспомнить, о чем именно.
— Да, так что, если бы ты…
Он отпустил запястье, чтобы схватить ее за подбородок, притягивая ее лицо к себе. Она успела сделать лишь половину вдоха, прежде чем Малфой поцеловал ее, яростно и жестко, наклоняя ее голову так, как это было удобно ему. Гермиона положила руку на его плечо и сжала ткань рубашки, переплетаясь с ним языками. Его руки переместились к ногам, скользя по голой коже, прежде чем приподнять ее юбку. Уголком сознания она хотела запротестовать, но стоило Малфою двинуть бедрами и крепче прижаться губами, как ее возражение было забыто. Это было так хорошо, так правильно чувствовать его горячее, твердое, подвижное тело на своих мягких и плавных изгибах.
Он провел ладонями по ребрам, и Гермиона автоматически выгнулась навстречу. Малфой крепко прижался к ней, сделав круговое движение бедрами в точности, как кружил ее язык вокруг его секундой ранее, и она не смогла подавить стон.