— Я не думаю, что ты собираешься перейти на другую сторону! — выплюнула Гермиона, поворачивая голову к воде, потому что ей было чрезвычайно трудно продолжать смотреть на Малфоя, когда он так откровенно обнажал ее слабости, поворачивая факты под совершенно другим углом.
Она не думала, что он заметил, как она потянулась за палочкой. Конечно, она больше не боялась его или того, что он мог сделать. Просто это был годами выработанный рефлекс. Гермиона настолько привыкла всегда быть готовой к защите своей жизни, что это стало ее второй натурой. Это мысль по разным причинам заставила ее лицо пылать.
— Я не боюсь тебя и не боюсь, что ты станешь перебежчиком, Малфой. Я просто… я иногда думаю об этом, когда просматриваю твои воспоминания, а потом вспоминаю себя. Они так обыденно говорят про убийства и пытки, и когда я вижу, что они делают со всеми этими людьми, мне кажется, он делают это и со мной тоже. И я не ожидала, что услышу от тебя что-то подобное вне этих воспоминаний. Это застало меня врасплох. Так что я думаю, что это просто… Извини. Я слишком остро отреагировала, я не должна была говорить тебе того, что сказала. По крайней мере, не все.
Гермиона по-прежнему считала, что Малфой не должен был употреблять этих слов, но понимала причину его оговорки. Она просто разозлилась на то, как легко они вылетели из его рта, на то, что он не понимал, что для ее разума это спусковой крючок, вызывающий рой ужасных воспоминаний. Гермиона все еще пыталась найти путь в ту жизнь, где ей не надо будет больше бояться. Конечно, Малфой и раньше все это произносил — в Хогвартсе — сопровождая свои нападки мелкими угрозами. Но тогда все было по-другому. Здесь и сейчас ее первой реакцией стала потребность атаковать, хотя, зная всю подноготную, она понимала, что Малфой не заслуживал такого к себе обращения.
Он ничего не ответил, но она и не ждала.
10 декабря, 03:01
Динь… динь… ди-динь…
Крошечные Пожиратели Смерти бежали по облаку тумана, устремляющегося вверх и превращающегося в пушистую серость. Или, может быть, это были смурфики, окрашенные в синий цвет в лунном свете, с развевающимися капюшонами.
…динь…динь…
— Какую часть ты не должна была говорить?
Глаза Гермионы широко распахнулись, и она перевела взгляд с сияния луны на портфель, лежащий на коленях. Он не разговаривал с ней с тех пор, как случилась их ссора на лодке по пути из Азкабана. И, честно говоря, она не ожидала, что он откроет рот раньше, чем это будет абсолютно необходимо, выдавливая из себя максимально простые и односложные ответы.
— Что?
— Ты сказала, что сожалеешь о части сказанного. О какой именно части шла речь?
Гермиона не знала, почему для него это имело значение, но была готова ответить. Она проигрывала в голове их разговор снова и снова все то время, пока он был на Задании.
— О промывании мозгов, контроле и согласии. Я не имела в виду именно это, просто… Вернее, я имела в виду это, потому что была очень зла, но не думаю, что тебе на самом деле промыли мозги. По крайней мере, не в привычном смысле. То есть, ты вроде как с промытыми мозгами, но именно потому, что должен выполнять эту работу, в которой действительно могут возникать ситуации, когда те слова, что ты использовал, должны выскальзывать на автомате. И чтобы их произносить, необязательно в них верить, просто тебе так часто приходится действовать в соответствии с ними, чтобы все выглядело естественно, что это в каком-то смысле является… промывкой мозгов. Но не тотальное, потому что ты…
— Я понял, Грейнджер.
— Хорошо. — Гермиона чувствовала, что с каждой новой фразой все глубже увязает в яме, которую она сама же и выкопала, и из которой теперь отчаянно пыталась выбраться.
Динь… динь… динь…
Она скрестила руки на своем портфеле и снова посмотрела на луну, медленно перемещающуюся в пределах ее поля зрения.
…динь…динь…
— Помнишь, как ты упомянул, что я всегда тянусь за своей палочкой? Я размышляла об этом, о том, что хоть это и стало моей второй натурой после войны, но я бы не стала произносить заклинания не будучи уверенной, что мне угрожает опасность. Но, честно говоря, я боюсь, что когда-нибудь именно это я и сделаю. Что мне что-то померещится, или просто защитный инстинкт сработает раньше, чем мозг успеет обработать информацию, или что я запаникую и не смогу сдержаться. — Ее пальцы впились в ладони. — У тебя бывает такое? Ты не боишься, что в какой-то момент зайдешь слишком далеко?
— Нет, — Малфой ответил так быстро, как будто ему не нужно было обдумывать вопрос, или, может быть, он уже сделал это раньше и пришел к соответствующему заключению, — легче поверить, что слово — враг, чем в то, что заклятый враг — друг.
Гермиона посмотрела прямо на него. Она могла различить сквозь тени линию его челюсти и сложенные на коленях руки.
— Когда-то я была твоим заклятым врагом.
— Нет, просто тогда я так думал. Хотя Мерлин знает, как ты можешь меня выбесить.
Она нахмурилась.
— Я тоже временами нахожу тебя совершенно невыносимым, хотя и не считаю тебя своим врагом.
— Да, мне удалось в этом убедиться.
Гермиона почувствовала, что краснеет.
— Ладно…