Кого будем защищать

Мне кажется, эти вопросы плодотворны. Как говорят, они обладают эвристической ценностью, запускают цепную реакцию рефлексии, самоанализа. Такая тренировка нам нужна, навыки рефлексии у нас сильно подорваны. Кстати, у нас много появилось людей с синдромом самоотречения. Как только они начинают думать о своей культуре, у них в голове щелкает какой-то выключатель, оживляющий программу отрицания. Это не тот здоровый скептицизм, который ограничивает желание похвастаться, хотя бы перед самим собой. Это болезненная потребность срочно создать маленький черный миф: «Все не так, ребята!» Вероятно, это оказывает на человека какой-то психотерапевтический эффект, но надо уметь помещать эти комплексы в «особую камеру» нашего мозга (так советовал Ницше). А в другой камере пользоваться инструментами рационального мышления и взвешивать явления верными гирями.

Перечислю сгустки, выбранные мною из того потока сознания, который открыл вопрос, поставленный редакцией журнала. Действительно, что особенного и полезного для нас и для других (пусть непризнанного и даже неосознанного другими) возникло в нашей культуре? Я буду говорить о русской культуре, имея в виду, что она создавалась, конечно, не только этническими русскими, но на той матрице, которая была сложена русским народом. Понятно также, что и сама матрица русской культуры, как и всех национальных культур, есть во многом продукт «всеобщего труда», то есть построена в непрерывном сотрудничестве, диалоге и конфликтах с иными культурами. Прежде всего, с культурами значимых «этнизирующих иных».

Такими были для русских и ближайшие соседи, и Византия, и угрожающие «иные» с Запада, и татаро-монголы, а потом все народы Российской империи и СССР, поляки и немцы XVII-XVIII веков, а потом вообще Запад Нового времени с его наукой, купцами, Наполеоном и Гитлером, холодной войной. У всех русские учились, перенимаемые ценности переделывали по своей мерке, с пробами и ошибками. Это вещи банальные, но надо сказать: кризис породил у нас и синдром изоляционизма. Процесс непрерывного этногенеза русских под воздействием «этнизирующих иных» можно рассматривать и как непрерывную закалку и переделку русской культуры, бомбардируемой чужими культурными ценностями.

Здесь надо сделать еще одну оговорку. Интенсивный этногенез, как у русских, это процесс быстрого развития. Быстрое развитие включает в себя кризисы и утраты. Более открытая культура пропускает через себя много «мусора», много полезного отбирает и включает в свои структуры, но многое и уносится с отходами или заражается чужими болезнями. Чем выше пластичность культуры, тем короче жизненный цикл очень многих ее ценностей (мы не говорим об «устоях», отобранных исторически как краеугольные камни фундамента). Когда мы говорим о какой-то из таких ценностей, надо бы уточнять временной диапазон ее действия, но это трудоемкая вещь. Это не снижает познавательной пользы такого разговора, надо лишь учитывать, что многое из того, что еще вчера было специфической сильной стороной нашей культуры, сегодня, быть может, уже исчерпало свой ресурс (хотя, возможно, он будет восстановлен и обновлен в недалеком будущем — если умело «заложен на хранение»).

Например, для русской массовой культуры XX века была присуща любовь к книге и умение читать ее, вступая в диалог с текстом. Это — сильное и ценное свойство, важный ресурс устойчивости в грядущие бурные полвека. Сегодня этот элемент культуры сильно поврежден, большинство населения лишено к нему доступа. Но есть ниши, где этот потенциал сохраняется и воспроизводится, пусть на гораздо более узкой базе. Выйдем из кризиса, и, если будет воля, эта часть культуры может быть возрождена, хотя и в несколько иных формах — тип чтения уже будет видоизменен влиянием компьютера.

Что же выработала в себе русская культура под влиянием интенсивных межэтнических контактов?

Вот первая особенность — высокая адаптивность и умение учиться. Это проявлялось на разных уровнях. В образованном слое были удивительно быстро поняты и встроены в собственную культуру смыслы и нормы Просвещения, прежде всего европейская наука. Это — опыт нетривиальный, тип научного мышления органично встраивается вовсе не во все культуры традиционных обществ.

На уровне массовой культуры это качество проявилось как «уживчивость» русских при культурных контактах с иными этносами. Если типичной установкой англичан при их контактах с народами Африки, Азии, Америки и Австралии было как минимум создать «чисто английскую» культурную нишу (с апартеидом или, в крайних проектах, с полной ликвидацией местного населения), то казаки, первыми заселявшие зоны контакта, повсеместно формировали субкультуру на основе синтеза русской и местных культур.