Кого не взяли на небо (СИ)

Те, кто появляются оттуда, передвигаются так быстро, что кажутся размытыми тенями: луч фонарика едва только высветил какое-то движение на открывшейся лестнице, а тело майора, рассечённое наискосок от правого плеча до поясницы, уже оседает на пол кровавыми кусками, а твари, быстрые, как хорьки, мельтешат среди нас, продолжая убивать.

Я успеваю упасть на спину, прежде чем лезвие снесёт мне голову, задираю ствол и стреляю в воздух над собой. Что-то тяжёлое падает сверху и грудь пронзает острая боль. Я скидываю с себя тварь и откатившись в сторону, несколько раз нажимаю курок, целя в насекомое, что дёргается в судорогах сбоку. Уши закладывает от грохота выстрелов, что наполнил собой коридоры.

Смотрю вправо: Лещавая сидит на полу, зажимая обеими руками низ живота, там, где кончается кевларовый бронежилет, и руки у неё чёрные от крови.

Я на четвереньках передвигаюсь к ней, зажав в зубах ремень калаша, и пытаясь на ходу достать из кармана шприц и бинты.

Упырь стоит, широко расставив ноги: «Печенег», удерживаемый им на весу, поливает коридор свинцовым ливнем.

Рядом, раскинув в стороны руки и ноги, словно распятый на колесе, лежит Джихад. Из-под его тела виден ржавый доспех, длинные шипы пробили насквозь тело Аслана и рыжий чечен похож на тигра, угодившего в яму, утыканную острыми кольями.

Трабл и Исидиси живы — палят в надвигающийся на нас рой.

На лестнице аварийного спуска истошно орёт Дайпатрон, похоже он там дерётся врукопашную.

Хватаю Лещавую за шиворот и, словно тряпичную куклу, волоку её к аварийной лестнице:

— Все на лестницу, быстро, — ору так, что рвётся кожа в горле.

Достигнув распростёртого Джихада, бросаю Лещавую на пол, словно куль с мукой, и, схватив бойца за раскинутые руки, резко дёргаю на себя, снимая с острых шипов. Из пробитой груди чечена мне в лицо бьют фонтанчики крови.

Подхватываю девчонку, втаскиваю обоих в дверной проём и вовремя — Дайпатрон, стоя на ступенях, отбивается калашом от хвоста бронированного гада, что передвигается по перилам, держась за железяку всеми четырьмя конечностями. Гадина без шлема: моя пуля входит точно ей в голову, и продолжает крутиться внутри, превращая мозг чудовища в кровавый фарш.

В дверях появляется Трабл и падает на пол, зацепившись обо что-то ногой; сверху на него валится Исидиси, а Упырь, размахивая дымящимся пулемётом, пятится задом, словно рак, по их телам, теснимый парой насекомых.

Остальные гады толпятся у двери, толкаясь и мешая друг другу.

Трабл вскакивает на ноги и, обхватив хвост первого захватчика руками и ногами, ровно как мартышка лиану, удерживает лезвие чудища, в то время, как Исидиси, пронзительно вереща, хуярит тварь пристёгнутым к автомату штык-ножом, пытаясь попасть в узкие сочленения доспеха.

Второй сверчок разворачивается на месте, будто дрифтующий автомобиль; его хвост летит прямо мне в лицо, но не долетает всего каких-то полметра: разлетается кровавыми ошмётками.

Подоспевший Дайпатрон ломает ему прикладом одну из ног, тварь оборачивается к нему и я в упор расстреливаю бронированную спину.

На этот раз ржавое железо не спасает, монстр падает, как подкошенный.

Совсем рядом раздаётся взрыв, всех накрывает волна горячего воздуха, опрокидывая на пол, но, даже оглохший и ослепший я чувствую осколки, пронзающие воздух вокруг меня.

Ещё один взрыв.

И ещё один.

Опять стою на четвереньках, кашляя и пытаясь вдохнуть, но нихера не выходит.

Стало как-то тихо: ничего не слышу, наверное контузило слегка. Моей винтовки нигде нет.

Кто-то стонет рядом; значит не оглох.

Дверь как-то удалось закрыть, отрезав рой. В неё бьются и царапаются, но похоже на данный момент бой закончен.

И, похоже, кто-то из нас умер.

* * *

Нас шестеро.

Аслан тоже мёртв.

Был ещё жив, когда я сдёргивал его с шипов.

А когда Упырь отогнал рой тремя гранатами, и бойцам удалось закрыть таки дверь, Джихад уже не дышал. Злополучный осколок достался и ему: вонзился прямёхонько в висок.

Но этого я никому не сказал. Не надо им это сейчас. Всё равно не вытянул бы чечен, только мучался бы долго; Упырь, сам того не желая, избавил товарища от страданий.

Спускаемся по лестнице; железо протяжно гремит под каблуками наших берцов.

Лещавая тихонько постанывает мне в ухо, невзирая на двойную дозу промедола. Она примотана ко мне за спину лютой комбинацией из тактического рюкзака, армейских ремней и обрывков обмундирования покойного Джихада.

Винтовку она отдать отказалась, так мы и идём, спаренные, словно воинствующие сиамские близнецы.

Дайпатрон тоже ранен: лезвие чудовища, с которым он дрался врукопашную, глубоко рассекло ему левое предплечье, ну а легких порезов на нём примерно дюжина. Пацан сильно бледен, часто останавливается и блюёт. Яд. Свалится скоро Дайпатрон.

— Что же это, сержант? — горячие и шершавые девичьи губы щекотят мне ухо, у Сковородки жар — тот же яд.

— Саранча. Правду Валя сказал.

— Как в Книге Бытия?

— Именно, — говорю.