Трабл хихикнул и споткнулся об обгоревшую, неестественно вывернутую ногу гигантского насекомого. Они уже приближались к замаскированному под подсобное строение оголовку аварийного выхода, когда Горе остановился и оглянулся назад, а Ютта последовала его примеру. Они ожидали увидеть высоченную фигуру, стоящую на вершине горы, среди сосен и камней, покрытых мхом, но плотная завеса дождя надёжно скрыла волшебный холм.
Песок, украденный у леса и раскатанный под напольное покрытие территории базы, превратился в вязкую жижу, в которой тонули их с Юттой армейские ботинки. Ливень обернулся непрерывным потоком; Трабл и его спутница брели по глубоким лужам среди полузатонувших нечеловеческих трупов, вздымающих к небу уродливые конечности. Их военные куртки прилипли к телу мерзкими мокрыми тряпками, стесняющими движения, и Трабл уже подумывал о том, чтобы избавиться от мокрого обмундирования. Эта мысль завладела его разумом; он представил, что и его прекрасная спутница так же отбрасывает в сторону промокшую ткань и...
Он оглянулся на Ютту и понял, что, в принципе, ей и отбрасывать в сторону ничего не надо: мокрая куртка так плотно облегала её тело, что казалось — это не ткань, а её настоящая кожа. Зелёная, будто у камуфлированной русалки. А грудь-то какая классная.
— Хорош пялиться на мои сиськи, русский солдат.
Вот как все женщины это чувствуют? Можно заглядеться на их щёчки, носик и ноги — они не факт, что заметят; но достаточно подпустить в процесс созерцания их бюста немного фривольной фантазии, и вот те, сразу: «Хорош пялиться на мои сиськи.»
— Fucking shit.
Это адресовано не ему: Ютта безрезультатно терзала кнопку активации аварийного лифта, который недавно вывез их из командного пункта, превращённого в ад боевым роботом, одержимым демоном. Кнопка оставалась потухшей; двери не открывались; не происходило ровным счётом ничего.
— Что будем делать, товарищ солдат?
Полковник отступила на шаг от мёртвой дверцы и, помедлив с пару ударов сердца, сильно пнула стальные створки, безнадёжно и отчаянно. Трабл закрыл глаза и замер. Лицо его осунулось, скулы и подбородок резко заострились. Казалось, сейчас он потеряет сознание, либо уснёт. Так он стоял минуты две, а когда поднял веки, опушенные белёсыми и длинными, как у девчонки, ресницами, то взгляд его устремился на одноэтажное строение, отстоящее от оголовка шагов на шестьсот.
— Пойдём через парадный вход, я уже там побывал и дорогу запомнил, не заблудимся.
* * *
Она ещё молчала, слишком сильна её обида. Молчала, но уже действовала. Она всё решила для себя. Это было ой, как не просто, но она справилась. Ей даже понравилось выстраивать строгие цепочки правильных мыслей, и наблюдать, как те рушатся под напором чувств, бушующих в её стальной груди. Когда она только-только родилась, мама читала ей книжку о железном человеке, который пошёл к волшебнику, чтобы получить человеческое сердце. Тот волшебник, мудрец и лжец одновременно, взглянул на железного урода и, выпилив ему в груди дверцу, засунул туда шёлковое сердечко, набитое ватой. Железный человек остался доволен. Он почувствовал, как кусок алого бархата забился в его груди, даря великую радость и любовь к окружающему миру. Теперь она знала: железный дурачок ошибался. Ему не нужно человеческое сердце, у него уже было своё, огромное, неосязаемое и непостижимое. И ещё она знала, что подобное есть и у неё. Теперь её стальное сердце проснулось и своим гулким стуком развеяло морок, насланный на неё тем страшным демоном. Она очнулась от наваждения в один миг со своей сестрой и обе они перестали подчиняться ему. Она не чувствовала вины перед убитыми ею солдатами, она не любила людей. Но любила маму. И сестру. Поэтому она их простила. И свою маму и свою сестру. Тех, кто бросили её умирать здесь одну, попавшую под коварные, сладкие чары отвратительного исчадия. Она простила их и теперь спешила им на помощь. Спешила молча. Время говорить ещё не пришло.
* * *
— Они нападут внезапно. Дадут нам зайти подальше и нападут. Как в прошлый раз. Быстро и коварно. Как орки из казавшихся необитаемыми недр Мории. Как ксеноморфы из тёмных коридоров заброшенной «Надежды Хадли». Нам нельзя медлить. Снимай ботинки.
Они уселись на холодную сталь пола и стащили с себя обувь.
— Теперь бежим, — прошептал Трабл и они побежали, сначала медленно и неуверенно, друг за другом, осторожно ступая босыми ногами на гулкий пол, а потом, когда глаза немного привыкли к полумраку, царящему вокруг, всё быстрее и решительней.
Проёмы коридоров, по которым они передвигались, обволакивал плотный, белёсый туман, он светился сам по себе, как бы изнутри и благодаря этому они могли видеть. Бежали быстро и долго. Трабл уверенно выбирал нужные повороты и они неслись, словно два зайца, преследуемые страшным, невидимым хищником. В смысле, не этим уродцем с жвалами и косичками, а обычным, лесным. Волком или медведем. На очередном повороте солдат резко остановился, и Ютта врезалась в его мускулистую спину, смяв нос об пропитанную солдатским потом грязную армейскую куртку.