Кого выбирает жизнь?

Я чувствовал всем своим нутром, что происходит нечто бесконечно знаменательное, по сути своей, ведь это совершенно невероятное, но свершающееся со мной повторное вступление во внезапно приостановленную месяц назад жизнь! Я возобновляю ее полноправно, не опутанным реанимационными проводами и трубками инвалидом в больничной палате, а как все, как обычный нормальный человек, у которого есть почти бесконечные возможности передвигаться, чтобы жить по-человечески, жить достойно, не лежа, не напрягая медицинский персонал надоевшим им своим присутствием!

Значит, достигнута ещё одна настоящая победа! Победа, которую я завоевал, заслужил, вопреки начертанному ранее сценарию.

Вот только моя ли это победа, моя ли в ней заслуга? Или она, всего-то, некое разрешение свыше, без которого, чтобы я ни делал, как бы ни старался, здесь бы не оказался? А может, это заслуга тех людей, тех добросовестных и добропорядочных врачей и медсестер, еще как-то барахтающихся в безнадежно разрушенной системе здравоохранения, которые по-прежнему исполняют свой долг, которые как-то сумели отстоять и меня от претензий моей костлявой, упорно тянувшей меня туда?

Внучка, неловко управляясь с огромной дорожной сумкой, в которой заботливо принесла мою зимнюю одежду, плечом толкнула тяжелую дверь. Она распахнулась на всю ширь; яркий солнечный свет обдал меня чем-то забытым, жизнеутверждающим; морозный воздух защекотал в носу, да так, что слезы заволокли глаза…

«Боже мой, я всё-таки здесь! Я живой! – торжествовало моё существо. – И чтобы ни случилось дальше, но даже этот один-единственный миг, значительнейший для меня миг, подаривший волнующее ощущение существования, уже сам по себе стал мне наградой самого высокого достоинства! Ради него уже стоило всё выдержать!»

Внучка, видимо, разобралась в сути моих переживаний, что весьма странно для ее возраста, нисколько не торопила меня, следуя рядом и предельно сдерживая свой шаг.

«Что ж! Ещё один день пропал не зря! – усмехнулся я вертящемуся на языке каламбуру. – А теперь, когда удалось вырваться из плена моего злосчастного инсульта, случайно побежденного необоснованно прославляемой у нас медициной, надо смотреть вперед! Придется нашу с тобой жизнь, мой дорогой Людок, налаживать по-другому! И ценить ее совсем иначе! Она того стоит! Но справимся ли? Ведь люди остро чувствуют свою бренность и дают всяческие обещания лишь в такие редкие минуты, когда чудом вырываются из лап смерти, а отойдя от черты, всё забывают. Защитные особенности сознания!

Но мы справимся! И хорошо бы при этом не потерять себя, не перестать двигаться вперед и подниматься вверх, ступенька за ступенькой! Не превратиться бы в болезненных своих заботах в тупое человекообразное животное, бесцельно плывущее по течению день за днем, как придется; существующее бесполезным сорняком лишь потому, что родилось, и затем, чтобы существовать. Если жить вот так – без смысла, без идей, без трудностей и достижений, лишь для того, чтобы принимать лекарства, то, чур, меня! Лучше вообще не надо! Впрочем, этот вариант, как будто, и не наш! Мы и раньше, когда многого еще не знали, старались гореть! Значит, и теперь подавно будем жить! Будем!»

– Настенька, бабушка-то твоя нас встретит? – спросил я внучку, не понимая, от чего сильнее колотится сердце, от ходьбы или предчувствия встречи.

– Конечно! Но только дома! Соскучился? И она все эти дни только о тебе и говорит, волнуется очень, а ей после такого инфаркта никак нельзя! – пояснила внучка. – Дома ждет твоя любовь, дедуля!

– Ясно! Так и положено! А мы с тобой, внученька, до дома как добираться будем? Я ведь теперь как шагающий экскаватор! Сто семьдесят пять метром в час!

– Не волнуйся, дедуль! Ты и в таком виде вполне молодец!

– Ну, да! Болтушка ты у меня! Как добираться-то будем?

– За территорию больницы выйдем, а там я позвоню. Такси и приедет!

Осуществить свой план нам не пришлось.

За больничным шлагбаумом нас с откровенной радостью встретил Борис Иннокентьевич. Он был с оживленной стайкой студентов, большей частью, девчат.

Боясь дотронуться до меня, дабы ненароком не завалить, встречающие радушно поздравили меня с выпиской, а студентки даже успели кое-что сообщить об университете.

Я едва сдерживал слёзы от того давяще волнующего чувства, которое навалилось на меня за дверью больницы, словно за нею новый мир. Ведь так и было! Новый мир!

Но следовало крепиться, не выказывая своей слабости даже друзьям: «Разве кто-то, пусть даже самый посвященный во все подробности моей истории, сможет понять, что переживает человек, настойчиво карабкающийся с того света без малого месяц и, наконец, получивший счастье удостовериться в том, что он всё-таки спасся?

Люди, большей частью, замечают лишь то, что является следствием чего-то, а не причиной. Замечают то, что всплывает на поверхность, а не вовсю бурлит внутри!»