Кого выбирает жизнь?

Давно подмечено, что чуть ли не всякий человек распоряжается своей жизнью так, словно она не имеет конца, и мало кто живет торопливо, вдумчиво, жадно, надеясь успеть выполнить то, ради чего он рожден. Ко мне такое озарение пришло лишь на половине жизненного пути. И я спохватился, заторопился, боясь бесполезно потерять оставшееся время, не зная еще, запланировано ли оно для меня впереди или придется продолжать тягостное прозябание в опостылевших покоях.

23

После моего возвращения в сознание, я его уже не отпускал, потому довольно скоро вошёл в курс местных дел. Знал, что и когда со мной творят медицинские сестры, их имена, какими медикаментами они меня почуют. У меня появилась масса свободного времени, о чём раньше я лишь мечтал, вынужденно подавляя мечты о полной свободе действий, поскольку был уверен, что для меня это не осуществимо. И вот – сбылось! Почти сутки напролёт я представлен самому себе! Казалось, делай, что хочешь! Однако свободой моё нынешнее состояние можно назвать лишь с иронией! Не имея возможности вставать, привязанный прозрачными трубками и проводами «Сименса» к специальной металлической кровати, которая способна изгибаться и наклоняться во всех плоскостях самым немыслимым образом, я имел всего одну приятную свободу – возможность вспоминать и размышлять.

Казалось бы, что удивительного в том, что в свои пятьдесят шесть мне есть о чём подумать наедине с собой? Но возникшее для этого дополнительное время стало для меня приятной неожиданностью. Повседневная суета напряженных будней, бесконечной резиной растянувшаяся на десятки лет, весьма редко предоставляла такую возможность. Потому мысли обычно обладали сиюминутным, чисто прикладным значением, как правило, не распространяясь на вопросы, формирующие фундамент нашей жизни. Как редко появлялась возможность подумать о смысле собственной жизни, о перспективах своих и своей семьи и, тем более, о судьбе страны и, что уж говорить, о сложившемся мироустройстве…

Теперь же всё преобразилось. Сразу появилась ясность мысли, острота ощущений, восторг догадок о взаимосвязях явлений и событий. Огорчало одно, – всё, рождающееся во мне, бурлящее и ошеломляющее, неминуемо забудется, поскольку память моя буквально рухнула. Голова ничего не держит, зрение резко ухудшилось, записывать хоть что в лежачем положении, ещё и с неработающей правой кистью, почти невозможно, да и поделиться своими находками и догадками не с кем. Тоска!

Воистину счастлив тот, кто способен испытывать радость от полета собственных мыслей и имеет возможность летать среди них, когда и сколько захочет. Моя голова всегда была занята обдумыванием чего-то, как правило, сугубо служебного. Ох, не напрасно посмеиваются над профессорами, всячески обыгрывая их рассеянность и забывчивость, якобы граничащую с маразмом! Но редко кто из шутников догадывается, сколько же полезных и недоступных им самим мыслей кипит в голове этих смешных со стороны людей. А это так!

Мне постоянно приходится продумывать какие-то новые темы для занятий со студентами, потом составлять для себя планы изучения дополнительных для этого материалов, искать способы доходчивой подачи их в ходе лекций, готовить к изданию учебные пособия и методические разработки, изучать авторефераты чужих диссертаций и писать на них отзывы, разрабатывать видео и другие наглядные материалы, продумывать методику наилучшего изложения, и в каждом случае искать точные и однозначные фразы. В общем, готовиться к занятиям. Иной раз даже мои коллеги посмеивались, мол, «зачем, Александр Федорович, вы до сих пор к каждому занятию готовитесь, словно экзамен впереди? Неужели преподаете то, что сами до сих пор не выучили?»

А как иначе, если каждая группа, каждый поток у меня, словно новый больной у врача. У каждого своя болезнь, свои начальные данные, свои возможности бороться, свои методы лечения, а я ведь работаю для них, для своих студентов! Может, кто-то и способен всё, чем я занимаюсь, перемолоть походя, не заморачиваясь, но у меня так не получается, вот и приходится корпеть. Потому часто моя голова отпускает в свободный полёт и ноги мои, и руки, и они вытворяют что-то сами по себе! Это и есть признак рассеянности. Но такова уж моя работа. У кого, что занято, а у меня, в основном, голова!

Но теперь я вправе размышлять не о том, что является обязательным, что торопит, заставляет напрягаться и волноваться. Теперь у меня океан свободного времени, и я могу обстоятельно подумать, о чём попало! Никакой спешки, никакого контроля со стороны, никаких внешних оценок самых странных и спорных выводов! Никакого запрета на темы или оглядки на всякого рода ограничения, устанавливаемые любой средой проживания, любым обществом и каждым коллективом. Я могу бултыхаться теперь во всём, что случайно или неслучайно приходит мне в голову! Полная свобода – и жизнь прекрасна!