Хорус вновь развернулся ко мне. То немногое, что осталось от его лица, лучилось болью, яростью и ненавистью, заполнявшей широко раскрытые глаза. Я силился подняться, пошевелиться, сделать хоть что-то, но у меня не осталось сил. Сокрушитель Миров поднялся и обрушился вниз.
Еще одна фигура врезалась Хорусу в бок, лишив его равновесия и вынудив отшатнуться в сторону, а в цель ударил новый залп болтерных зарядов. Клинок, который отвел от меня смерть, выбросив ливень искр, был моим собственным клинком, моей секирой, Саэрном, твердо удерживаемым одним из моих рубрикаторов.
Это прозвучало в моем разуме более отчетливо и реально, чем все, что мне доводилось слышать от пепельных мертвецов с самой ночи их проклятия. Я узнал этот голос.
Не шипением рубрикатора, а человеческим голосом. Мехари направил мне импульс. К моему вечному сожалению, я был слишком ошеломлен, чтобы ответить.
Он выпрямился.
Его голос стал отчетливее. Более уверенным, более решительным. Он снова обратил свой пустой взгляд на Хоруса, которому, невзирая на градом сыплющиеся на него болты, каким-то образом удалось восстановить равновесие и двинуться на нас.
Парные мечи Телемахона вырвались спереди из разбитого нагрудника Хоруса, выбросив фонтаны ядовито-красной крови. Не делая паузы и так быстро, что даже Телемахон не успел выдернуть клинки, Хорус схватился за них кулаком в перчатке, переломил, а затем крутанулся и ударом тыльной стороной кисти отправил мечника через всю комнату. Телемахон врезался в дальнюю стену с характерным раскатистым треском керамита.
Мехари вновь вскинул мой топор, шагнув навстречу бушующему полубогу.
Сокрушитель Миров прошел сквозь секиру, которую я носил с момента гибели моего родного мира. Саэрн разлетелся у Мехари в руках. Броня рубрикатора взорвалась, словно глиняный горшок, а затем… он ушел. Ушел по-настоящему. Ушел, как Угривиан.
Братья выиграли время, чтобы я смог откатиться в сторону, хотя и недостаточно далеко. Хорус обернулся ко мне, теперь уже полностью утратив природную воинскую грацию из-за злобы и ран. Как он ни пытался, но так и не убил меня. Я оставался в живых, хоть это и стоило мне всего.
Нависнув надо мной, он занес Сокрушитель Миров, готовясь прикончить меня так же, как остальных. Его остановил раздавшийся в суматохе схватки голос. Одно-единственное властное слово, которое пробилось сквозь звуки боя и остановило все. Смолкла даже стрельба.
— Хватит.
За спиной у Хоруса стоял Абаддон. Он не выкрикивал это слово. Он вообще едва повысил голос. Все, что потребовалось Абаддону, — звучавший в его интонации абсолютный авторитет. В своем доспехе Абаддон был таким же, как клон его отца, — как по росту, так и по источаемой ярости. В это темное, последнее тысячелетие имя магистра войны на миллионе планет произносят шепотом, будто проклятие, а многие имперские обыватели (те из них, кому вообще известно о событиях, сформировавших нашу империю) верят, будто Абаддон — клонированный сын Хоруса. Эти суеверные люди не удивились бы, случись им узнать, что в миг, когда они оба стояли передо мной, их можно было различить только по ранам и вооружению. Во всех остальных отношениях они были как близнецы.
Хорус повернулся, размываясь в движении, и Сокрушитель Миров описал дугу быстрее, чем это возможно для оружия с такими размерами и массой. Абаддон не просто парировал удар булавы, он поймал ее. Удержал. Стиснул громадным Когтем, запятнанным кровью бога и Его ангела.
Отец с сыном стояли друг напротив друга, каждый из них ожесточенно дышал в ощерившееся лицо другого. Примарх впервые заговорил. Между его зубов тянулись нити слюны. Зубы были чистыми и нетронутыми, без выгравированных хтонийских иероглифов, как у Абаддона.
Абаддон сжал кулак. Сокрушитель Миров переломился точно так же, как Саэрн, разбившись о более могучее оружие. Из-под кос на пальцах Абаддона посыпались обломки металла.
Мне доводилось слышать предания об этом моменте. Возможно, даже вы, в самых далеких глубинах Империума, тоже слышали их. Каждая группировка отражает те события по-своему.
Существует множество рассказов о последних словах Хоруса — о просьбах, с которыми он обратился к собравшимся сыновьям и племянникам; о том, как он произнес славную речь о возможностях в новой эпохе; или же о том, как он молил о пощаде, оказавшись перед клинками юстаэринцев. Есть даже истории, которые клятвенно утверждают, будто Хорус был возвышен благословлениями Пантеона, как в последние дни Терранской Войны, и сами боги воскресили своего павшего чемпиона.