Коготь Миротворца

Я уже и раньше подозревал, что это она, но когда женщина обернулась (быстрее, чем оба ее спутника), я явственно увидел ее лицо в лунном свете. Лицо это внушало мне ужас (несмотря на его красоту, хотя Агия никогда не считала себя красивой), ибо видеть его – означало, что Текла все-таки мертва.

Ближайший ко мне мужчина оказался настолько глуп, что попытался поднять арбалет к плечу, вместо того чтобы стрелять сразу, не целясь. Я бросился вперед и подсек ему ноги, и в ту же секунду стрела другого, как метеор, пронеслась у меня над головой.

Пока я выпрямлялся, второй бросил арбалет и вынул кинжал. Агия действовала быстрее: тот еще не успел достать оружие из ножен, а она уже рассекла мне кожу на шее коротким мечом. Я уклонился от ее первого удара и парировал второй, хоть клинок «Терминус Эст» не годится для фехтования. Потом я стал наступать.

– Заходи сзади! – крикнула она второму стрелку. – Я его удержу!

Тот не отвечал. Рот его широко открылся, он замахнулся кинжалом. Прежде чем я успел понять, что смотрит он вовсе не на меня, что-то блестящее пронеслось мимо моего уха. Потом я услышал омерзительный треск черепа. Агия мгновенно обернулась, грациозно, как кошка, и ее меч поразил бы обезьяночеловека, если бы я не успел выбить отравленный клинок из ее руки и швырнуть его в воду. Тогда она попыталась спастись бегством, но я, схватив ее за волосы, рывком бросил на землю.

Обезьяночеловек невнятно бормотал над телом убитого: хотел ли он взять что-нибудь или просто дивился его внешности – не знаю. Я наступил Агии на горло, а обезьяночеловек выпрямился и обернулся ко мне, потом пригнулся к земле, как тогда, в пещере, и протянул ко мне руки. Одной не было. Я узнал чистый срез, который мог сделать только мой меч. Он снова забормотал что-то непонятное.

Я попытался ответить:

– Да, это моя работа. Прости. Теперь мы в мире.

Его лицо сохраняло умоляющее выражение, и он снова заговорил. Кровь все еще сочилась из обрубка. Я подумал, что, наверное, у обезьянолюдей есть особый внутренний механизм, зажимающий вены, какой, говорят, есть у тилакодонов, ведь обычный человек без вмешательства врача давно бы умер от такой раны.

– Я отрубил ее, – сказал я, – но тогда мы сражались. Это было до того, как твой народ увидел Коготь Миротворца.

Потом мне пришло в голову, что он, должно быть, последовал за мной наружу, чтобы еще раз взглянуть на камень, превозмогая невыносимый страх перед существом, дремавшим под землей и разбуженным нами. Я сунул руку за голенище, вынул Коготь и тут же понял, как глупо было с моей стороны, что сапог с его драгоценным содержимым оказался так близко от Агии: при виде камня ее глаза загорелись алчностью. Обезьяночеловек все так же на коленях пополз ко мне, протянув к Когтю свой жалкий обрубок.

На минуту мы все застыли и, наверное, являли собой весьма странную скульптурную группу при столь жутком освещении. Но тут изумленный возглас – то был голос Ионы – «Северьян!» раздался с высоты, и, как звук трубы в конце пьесы уносит прочь вымышленную жизнь, этот крик положил конец нашей немой сцене. Я опустил Коготь и сжал его в ладони, обезьяночеловек исчез за скалой, а Агия начала извиваться и корчиться под моей стопой.

Легким ударом меча плашмя я заставил ее успокоиться, но не отпускал ногу, пока Иона не присоединился ко мне. От нас двоих ей уже было не уйти.

– Я решил, что тебе может понадобиться помощь, – сказал Иона. – Теперь вижу, что ошибался. – Он окинул взглядом трупы помощников Агии.

Я ответил:

– Это нельзя назвать настоящей битвой.

Агия уже сидела, потирая шею и плечи.

– Их было четверо, и мы бы тебя взяли. Только вдруг течение вынесло трупы этих огненных людей-тигров. Тогда двое испугались и сбежали.

Иона почесал затылок железной рукой. Звук вышел, будто кто-то скребет щеткой по блюду.

– Так, значит, мне и вправду не показалось. Я уже начал сомневаться.

Я спросил, что он видел.

– Светящееся существо в меховой мантии, поклонявшееся тебе. А у тебя в руке – чаша с горящим вином. Или то был ладан? Что это?

Он нагнулся и поднял что-то с земли на том месте, где стоял на коленях обезьяночеловек.

– Булава.

– Да, я вижу. – На конце костяной ручки была жильная петля. Иона продел в нее кисть. – Кто эти люди, что пытались убить тебя?

– И убили бы, – вмешалась Агия, – если бы не этот плащ. Мы заметили, как он выбирается из дыры, а потом, во время спуска, плащ совсем скрыл его. Мои люди не видели цели – только руки.

Я в общих чертах поведал Ионе о том, как судьба свела меня с Агией и ее братом-близнецом, и о смерти Агилюса.

– Стало быть, она пожаловала сюда, чтобы присоединиться к брату. – Иона перевел взгляд с нее на окрашенный пурпуром клинок «Терминус Эст» и слегка пожал плечами. – Я оставил там моего мерихипа, надо за ним приглядеть. Тогда смогу потом сказать, что ничего не видел. Значит, письмо написала эта женщина?