Коготь Миротворца

Я думал так до тех пор, пока один их преторианцев не открыл тяжелую дверь из бронзы и источенного червями дерева в мрачной каменной стене. Оттуда донесся порыв сухого холодного воздуха, и все гонги разом завибрировали и зазвенели. Они были так хорошо подобраны по тонам, что этот звон казался настоящей музыкой – творением композитора, чьи мысли, как изгнанники, блуждали теперь меж здешних стен.

Разглядывая гонги (что не вызывало возражений у моих стражей), я обратил внимание на собравшихся наверху, которые прежде сопровождали нас. Их было не меньше сорока, они стояли на краю пропасти и смотрели вниз, застыв в неподвижности, как на фризе кенотафа.

Я ждал, что окажусь в маленькой одиночной камере – наверное, бессознательно проецировал представление о нашем подземелье на это незнакомое место. Трудно было даже вообразить что-либо менее похожее на наши казематы, чем то, что я увидел. Вход открывался не в узкий коридор с маленькими дверцами по обе стороны, а в просторное, устланное коврами помещение, на противоположном конце которого была другая дверь. У нее на страже стояли хастарии с сияющими копьями. По приказу одного из сопровождавших нас преторианцев они распахнули створы. За дверью открылся огромный полутемный зал с очень низким потолком. Я увидел десятки мужчин и женщин и несколько детей – парами или целыми группами, а больше поодиночке. По-видимому, семьи занимали ниши, иногда отгороженные матерчатыми ширмами от остального пространства.

В этот огромный зал нас и втолкнули. Вернее, втолкнули меня, а Иону бросили. Я попытался поймать его в падении, и отчасти мне это удалось. По крайней мере, я не дал ему удариться головой об пол. Потом я услышал, как дверь за нами захлопнулась.

Глава 15 Призрачное свечение

Меня окружали лица. Две молодые женщины унесли куда-то Иону, пообещав позаботиться о нем. Остальные тут же принялись засыпать меня вопросами. Как меня зовут? Что это на мне за одежда? Откуда я? Знаю ли я такого-то, такого-то и такого-то? Бывал ли я когда-нибудь в таком-то городе? А в таком-то? Может быть, я из Обители Абсолюта? Или из Нессуса? С восточного берега Гьолла или с западного? Из какого квартала? Жив ли еще Автарх? А Отец Инир? Кто сейчас в городе архоном? Как идет война? Не слыхал ли я что-нибудь о таком-то – он начальник отряда? А о таком-то – он в кавалерии? А о таком-то – хилиархе? Умею ли я петь, читать стихи, играть на музыкальных инструментах?

Не составляет труда вообразить, что этот поток вопросов не позволял мне ответить ни на один из заданных. Когда первая волна всеобщего возбуждения схлынула, седобородый старик и женщина, на вид почти такая же старая, успокоили остальных и заставили их разойтись довольно необычным способом, который вряд ли оказался бы действенным где-либо в другом месте. Они похлопывали каждого по плечу, указывали в самую отдаленную часть помещения и внятно произносили: «Впереди масса времени». Постепенно все замолчали и стали разбредаться по углам, пока, в конце концов, в зале с низким потолком не настала та же сонная тишина, которую взбаламутило наше появление.

– Я Ломер, – представился старик. Потом он громко, прочистил горло и добавил: – А ее зовут Никарет.

Я назвал ему себя и Иону.

Пожилая женщина, должно быть, уловила тревогу в моем голосе.

– Ему не причинят вреда, не беспокойся. Эти девушки сделают для него все возможное в надежде, что он потом будет с ними разговаривать. – Она рассмеялась, и нечто в движении, которым она откинула голову, подсказало мне, что когда-то эта женщина была красавицей.

Я тоже хотел их кое о чем расспросить, но старик прервал меня:

– Идем в наш угол. Там нам не будут мешать. У нас есть вода.

Только услышав слово «вода», я понял, как хочу пить. Он повел нас в угол рядом с входом, отгороженный матерчатой ширмой, и налил мне воды из глиняного кувшина в изящную фарфоровую чашку. На полу лежали подушки и стоял низкий столик, не больше пяди в высоту.

– Вопрос за вопрос, – сказал старик, – таково старое правило. Мы назвали тебе свои имена, а ты нам свое, теперь снова наша очередь. Почему вас схватили?

Я стал объяснять, что и сам не знаю – разве что просто за нарушение границы.

Ломер кивнул. Его лицо имело тот особенный оттенок бледности, свойственный людям, никогда не видевшим солнечного света. Если прибавить к этому клочковатую бороду и кривые зубы, то его внешность показалась бы отталкивающей в любом другом месте, но здесь он смотрелся такой же естественной частью обстановки, как выщербленные плиты пола.

– А я оказался здесь по злой воле шатлены Леокадии. Я судил ее тяжбу с шатленой Нимфой, и когда мы с ней приехали сюда, чтобы я мог проверить счета в ее поместье, пока она участвует в обрядах филомата Фокаса, шатлена Леокадия завлекла меня в ловушку с помощью Санхи, которая…

Пожилая женщина по имени Никарет перебила его, воскликнув:

– Смотри-ка, он ее знает!