Когти чёрных орлов

Достав из картотеки его карточку, он открыл огромный толстый журнал, где, проведя пальцем по длинному столбцу, нашёл имя гардемарина. Но тут же, покачав головой, поднял на него взгляд.

— Извините, сударь, но на ваше имя разнарядки пока не имеется, — просто и сухо сказал он.

— Как не имеется? Все, что заходили до меня вышли с готовыми разнарядками, — тут же возмутился гардемарин.

— Сказано- нет, значит- нет. Можете сами в журнал заглянуть, — поставив палец на строку с его именем, ответил чиновник.

— Но ещё год назад в балтийской эскадре офицеров не хватало, — продолжал настаивать Алексей.

— Да, в прошлом году была недостача. Но нынче уже другое. А шведов и без того побили, как смогли, — уже не скрывая своего раздражения, снова ответил чиновник.

Поняв, что препираться дальше нет смысла, Алексей извинительно поклонился.

— Хватит и на ваш век вдоволь навоеваться, молодой человек. Не торопите сей грозный час. Турки на юге ещё грознее шведов будут. Так что хватит ещё сражений нашим чёрным орлам, — уже по отечески ответил тот, кто ещё секунду назад готов был выгнать его прочь.

— Вы совершенно правы, сударь, — сказал Алексей и одобрительно кивнул головой.

— Приходите осенью или лучше к зиме. Тогда, гляди, и получите свою разнарядку, — сказал чиновник, снова хватая стакан воды.

— Да, сударь, — ещё раз кивнул головой Алексей.

Поклонившись, он было уже повернулся к двери, чтобы выйти.

— И ещё, — снова послышался за спиной сухой раздражённый голос. — Покрепче держите язык за зубами по поводу французских событий. А если услышите какие нибудь разговоры об этом, держитесь от них в стороне. Это всё, идите.

Ещё раз поклонившись, Алексей вышел из канцелярии.

Уже на ступеньках Адмиралтейства им овладело двоякое чувство. С одной стороны он рад был тому, что ещё на некоторое время останется дома, но с другой ему не терпелось приступить к своей морской службе. Более всего этой заминке обрадовалась София Фридриховна, которой никак не хотелось отпускать от себя любимого сына.

Несколько дней спустя мать настояла на том, чтобы отправиться в гости к фон Кведенам, немецкому семейству, из которого происходила Лиза фон Кведен, на которой она упорно хотела женить Алексея.

Будучи сама немкой по прадедовской линии, она так и тяготела к духу и культуре своих давних предков, покинувших разорённую Тридцатилетней войной Саксонию и переселившихся в русские земли ещё при царе Михаиле Фёдоровиче.

Выехав ранним утром из Санкт-Петербурга, они двинулись по направлению к Новгороду Великому, и ко второй половине дня были уже в небольшом, но весьма уютном загородном имении. Извещённые о их приезде заранее хозяева были вполне готовы к этому дневному визиту. Встречать гостей вышли пятеро слуг, как и их хозяева бывших немцами, за исключением одного здоровенного носильщика, нанятого из местных крепостных.

Одна из веток старинного прусского рода фон Кведенов перебралась в Россию и приняла русское подданство в бытность императрицы Анны Иоановны, ещё пуще Петра Великого тяготевшей ко всему немецкому. Отец Лизы, Адольф Дитрихович, при императрице Елизавете Петровне занимал должность одного из военных советников, помогая реформировать и переоснащать русскую армию по прусскому образцу.

У себя дома фон Кведены во всём старались сохранить прежние немецкие привычки, привезённые с родины их родителями. Фон Кведены так и остались лютеранами, в их доме говорили только на прусском наречии немецкого и во всём старались придерживаться немецких обычаев и традиций. Так и не сумев научить прислугу из русских крестьян должным образом говорить по немецки, они набрали оных из пригородов Кёнигсберга, создав свою маленькую Пруссию посреди Новгородской губернии.

— Guten tag, meine geliebten, — сказала Ула Рэмовна, мать Лизы, выходя на встречу гостям.

— Guten tag, meine geliebt, — ответила София Фридриховна.

Сначала поцеловались обе женщины, потом Ула Рэмовна поцеловала в лоб Алексея.

— Willkommen, — сказала подошедшая Лиза.

— Guten tag, die unseren, — ответили гости.

После приветствий гостей пригласили в просторную гостиную. Погода стояла жаркая, а до ужина было ещё далеко, и к гостиному столу подали холодный крюшон из белого и шампанского вин и свежезамороженной клубники. Одетый в немецкий народный костюм прислужник внёс в комнату круглый поднос, в центре которого стояла большая хрустальная крюшонница с хрустальными фужерами вокруг и высоким стаканом, наполненным длинными и тонкими соломинками. Подняв крышку крюшонницы и взяв в руку специальную ложку, он аккуратно стал разливать крюшон по фужерам. Разлив напиток, он тут же принёс хрустальный салатник с наколотым льдом и добавил в каждый фужер по два-три кусочка.

Стояло знойное начало августа и, казалось, ни у кого не могло возникнуть собственного желания выйти на улицу. Ближе к вечеру полуденный зной сменился духотой, бывшей даже более тяжкой, чем дневное пекло. Единственным местом, где жара чувствовалась не так сильно, был небольшой тенистый парк с фонтаном посередине. Именно туда хозяева усадьбы и пригласили своих гостей.