Когти Каганата

– Товарищи археологи, вам, наверное, будет любопытно, – сказал он, не выходя из состояния задумчивости, и мотнул головой на палатку за спиной. – Здесь гитлеровцы складировали всё, что нашли, пока рыли землю…

Не дожидаясь дальнейших разъяснений, Артюхов шмыгнул мимо старлея вовнутрь – только полог колыхнулся. Герман хмыкнул, пошел следом и успел услышать как Никольский подступился к командиру с вопросом: не находили ли его бойцы чего-либо неположенного, способного поколебать основы марксизма-ленинизма и повредить бдительности – вроде развратных открыток или шнапса?

В палатке Артюхов пришёл в бешенство.

– Нечего сказать, хорошо потрудились эти гитлеровские учёные, – процедил он, осматривая наваленные кучей предметы. – Только какие же они после этого учёные!? Варвары! Готы, гунны и вандалы!!!

В подтверждение своих слов археолог выхватил из кучи осколок какого-то кувшина и потряс им в воздухе.

– Гляди, это разбито лопатой! А ещё говорят о немецкой аккуратности и методичности!

– Думаю, немцы использовали на раскопках труд местных жителей, так что скорее всего кувшин уничтожен отечественной лопатой, – не согласился Крыжановский, которому припомнилось, как сам Артюхов уничтожил кувшин при помощи сабли.

– Ну и что из того, что использовали? Я тоже привлекал к раскопкам станичников. Но за такое – руки бы поотрывал, – парировал Артюхов.

– Видимо, «Аненербе» не испытывало твоего благоговения перед Салтовской культурой, – сказал Герман. – Немудрено, ведь это иудейская культура! Удивляюсь, что вещи вообще снесены в палатку, а не выброшены.

Пройдя в противоположный угол, он указал на три аккуратных штабеля кирпичей:

– А вот это – совсем другое дело, тут сами немцы постарались. Видишь, как всё тщательно сложено? Темновато, однако… Будь добр, Миша, откинь полог, хочу посмотреть, почему какие-то кирпичи подвигли людей из «Аненербе» проявить педантизм.

Артюхов выполнил просьбу коллеги, затем подошёл и встал рядом.

– Не педантизм, а идиотизм, – объявил он пренебрежительно. – Это плинфы, из которых построен Саркел. Видишь, на каждой начертан некий символ. Подобных кирпичей полно как в музее Новочеркасска, так и в Ленинграде, куда я лично их и навёз. Идиотизм заключается в том, что фрицы рассортировали всё по принципу похожести на руническое письмо.

Герман уже и сам разгадал немудрёную загадку трёх штабелей: в первый немцы сложили кирпичи, символы на которых точно совпадали с древнегерманскими рунами – тут легко угадывались Наутхис, Урус, Гебо, излюбленная нацистами Соулу, и другие; во второй штабель попали те, чьи символы в какой-либо степени напоминали руны, а в третий – самый большой – кирпичи со знаками, не имеющими никакого отношения к рунам.

– Признаться, когда я впервые увидел эту символику, её сходство с руникой^[112] поразило меня, – сказал Артюхов. – Однако, в отличие от немцев, я быстро пришёл к выводу, что если плинфы и несли изначально какое-то послание, то прочесть его теперь не представляется возможным – в семнадцатом и восемнадцатом столетиях значительную часть городища растащило местное население для строительства своих куреней. А в девятнадцатом веке здесь даже существовала артель по добыче кирпича и его последующей продаже – один купчишка по фамилии Сивяков расстарался. Так что фрицы только фигу могли увидеть в этой кирпичной книжице – уж больно мало в ней страничек осталось...

Михаил Капитонович хотел продолжить мысль, но тут в палатку вошёл Фитисов, и возбуждённо сказал:

– Товарищи, пойдёмте скорее, там особист ещё какую-то древнюю фиговину обнаружил… Думаю, она вам понравится. Шоб я так жил!

Артюхов пулей вылетел наружу, а Крыжановский, задержавшись, бросил последний взгляд в угол палатки. Кроме трёх штабелей, там находился и четвёртый, если, конечно, можно назвать штабелем всего два кирпича, уложенные друг на друга. Оба символа, начертанные на их гранях, куда как хорошо были знакомы Герману – впору подмигнуть как старым добрым приятелям – один изображал почитаемую нацистами свастику, а второй представлял собой символ лабиринта.

Выйдя из палатки, Крыжановский двинулся следом за остальными. Вход в подземелье он увидел ещё издали и, пока шёл к нему, не мог оторвать взгляда от зияющей чёрной пасти. Не вызывало сомнений: чтобы докопаться до этого провала, требовались поистине титанические усилия. Представилось, как немцы сгоняют людей на землеройные работы – много, очень много людей…

…Неподалёку от дыры, присев на корточки, разглядывал что-то на земле Никольский. Подойдя к нему первым, Артюхов озадаченно сдвинул на затылок шляпу. Здесь тоже лежали кирпичи, а, кроме того, камни и куски штукатурки. Штукатурку явно снимали аккуратно, стараясь не повредить начертанных на ней символов, а после сложили куски на землю. Кирпичи же разбивали не жалея, ломами. Расчистив вход, обломки просто убрали в сторону.

– Похоже, вход был замурован, а сверху оштукатурен, – поделился своим умозаключением Никольский.

Артюхов схватил из раскопа ком глины, помял его в руке и раздражённо пробурчал: