Когти Каганата

– Не прибедняйся, Миша. Судьба большинства учёных – всю жизнь копаться в какой-то одной проблеме и умереть, так и не докопавшись до истины. Дарвин из их числа. У тебя же иная – счастливая – судьба: ты сделал опережающее время открытие. Но, как следует из того, что я говорил раньше, любое преждевременное открытие опасно для человечества. Помнишь, как поступил король Франции со смертельно опасным секретом «греческого огня»? Думаю, ему нелегко далась победа над искушением, ведь обладание «греческим огнём» в те годы сулило невиданное могущество. Неужели ты не способен на королевский поступок?

– Получается, я сейчас тем и занимаюсь, – медленно сказал Артюхов. – Заталкиваю назад, в бутылку, джинна, которого немцы и мы наполовину выпустили в сорок втором году.

– А я приехал посмотреть, как ты с этим справляешься. Посмотреть и помочь.

– Эк, завернул! Хитро! Но, надо отдать должное, ты помог. Действительно, помог! На душе теперь почти полная ясность – прошлое должно оставаться в прошлом, как говорится, концы в воду. Тайна, навсегда похороненная под толщей вод.

– Навсегда не спрячешь, – возразил Герман. – Пройдут годы, века, может быть, тысячелетия, и люди начнут задумываться, зачем их предки построили здесь столь грандиозные сооружения: все эти шлюзы и плотины. Точно так же, как сейчас мы гадаем – на кой древним египтянам понадобилось возводить их пирамиды. Учёных уже сегодня не удовлетворяет старое объяснение, мол, это просто гробницы. Сотни умов бьются над загадкой пирамид и, рано или поздно, кто-то её разгадает.

– Сложно спорить, – ввернул Артюхов. – Помню, даже такой далёкий от научного познания человек, как наш славный Фитисов, изводил себя мыслями о пирамидах. Признаться, подобные мысли мне и самому иногда приходят в голову…

– Вот и наши гипотетические жители грядущего непременно станут гадать, что да как. Возьмут в руки логарифмические линейки, арифмометры, всё подсчитают, а на выходе получат тот вопрос, который ты задал мне в начале нашей беседы: ради чего? И тогда они начнут копать. Смею надеяться, люди будущего окажутся мудрее нас, и древние знания послужат не во зло. В общем, ты не хоронишь тайну, Миша, ты её консервируешь.

Михаил Александрович немного постоял, покачиваясь с носков на пятки, как бы переваривая услышанное, затем встрепенулся:

– Слушай, совсем забыл! Тот американский шпион, Толстой, куда вы его потом дели? Неужели – того?!...

– Ну что ты, – засмеялся Герман. – Толстого через полгода передали американцам.

– Но он же всё видел, всё знает!

– После того, как с ним поработал товарищ Вольф, наш американский друг совершенно позабыл свои подземные приключения. Хозяевам он смог рассказать лишь то, что в России пил водку. Много водки!

Далеко в степи родился звук – ружейный выстрел.

– Похоже, твоя дражайшая половина увлеклась охотой, – ухмыльнулся Артюхов.

– Не может быть! – Герман выколотил трубку об ладонь и поспешил в городок археологов так быстро, что Артюхов еле поспевал следом.

Их ожидали весьма расстроенная Ева и не менее расстроенный, с уныло повисшим носом, Иван-Абрам.

– Представляете, на секунду отошёл – нарвать букетик цветов, и вдруг «ба-бах!», – Слюсар показал ружьё. Оно было совершенно испорчено: приклад расколот, а стволы выглядели так, словно по ним кто-то долбил тяжёлым камнем. – Счастье ещё, Ева Конрадовна не пострадала!

– Оно само выстрелило! – Ева подняла на мужа совершенно невинные глаза. – Из-за этого я испугалась и выронила ружьё. А оно упало вниз, как это по-русски, в ов-раг. И сломалось…

Позже, оставшись наедине с семьёй, Герман спросил:

– Что это на тебя нашло, Ева? Ведь ты всегда ненавидела охоту.

– Охоту и охотников! – подтвердила красавица. – А этот бородатый убийца несчастных бай-ба-ков оказался настолько глуп, что вначале показал, где он расставил ловушки – шты-ри, так он их назвал, а потом отдал мне ружьё и ушёл за цветами.

– В душистую прерию?! – подмигнул Герман.

– Да! – подтвердила Ева. – Ночью я тоже пойду в прерию. Хочу разобраться с ловушками.

– Я с тобой, мама! – твёрдо заявила Елена и вопросительно посмотрела на отца. – А ты пойдёшь?

– Куда деваться, – развёл руками Герман. – Ведь мы же – семья!