Кока-гола компани

Симпель стреляет еще одну сигаретку у Мома-Айши. Прежде чем закурить, он какое-то время сидит, вертя ее в пальцах. Мома-Айша всё еще читает всё ту же страницу в газете. Симпель подумывает уже, не сдурела ли она совсем. Эта мысль уже не впервые закрадывается ему в голову. В тех случаях, когда он, вспылив, задавал ей вопрос «Ты че, сдурела?», она отвечала, по-женски/по-матерински снисходительно улыбаясь и покачивая головой: «Ти же саам ни панимаааишь, о чем ти гаварииишь, Симпельчик мой». Симпель, со своей стороны, уверен, что сразу видит, кто идиот, а кто нет. «Пусть к чертям собачьим не смеет лишать меня права считать людей дураками, с этой своей сраной готтентотской мудростью», думает он раз за разом. В общем и целом Мома-Айша умело вворачивает аргументы типа мне-известно-нечто-чего-тебе-не-дано-знать-без-моего-жизненного-опыта-и-интуиции — в стиле noble savage[5] — что легко сбивает Симпеля с панталыку. Приводимые Мома-Айшей аргументы нередко того типа, что душат любые зачатки дискуссии на корню; иными словами, в их браке нет места достижению вершин диалогического общения; в остальном же у них все обстоит совсем неплохо; да и нельзя сказать, что умение вести друг с другом задушевные беседы является гарантией сохранения хороших отношений.

Присутствие Лониля на кухне не дает Симпелю покоя. По нему, так сидел бы Лониль постоянно в своем углу да чирикал по полу. Когда Лониль слоняется повсюду, он не в состоянии сосредоточиться ни на чем; невозможно поспорить с тем, что как только Лониль выходит из своего угла и прекращает быть интровертом, все летит кувырком. Симпель пялится в столешницу в ожидании катастрофы, он боится, что вот-вот вспылит. Он бы предпочел попридержать свою взрывчатую энергию для более важных дел, но ему не остается ничего другого, как именно взорваться, когда Лониль хватается за полный литровый пакет молока и расплескивает его по всему содержимому холодильника.

— ДА ЧЧЧЕЕЕЕРТ ТЕБЯ ДЕРИИИИ, ЛООНИИЛЬ! ТЫ ЧТО ЭТО ДЕЛАЕШЬ?!? КАКОГО ЧЧЧЕЕЕЕРРРТА ТЕБЕ ТАМ НАДО БЫЛО!?! ЛОНИЛЬ! ОТВЕЧАЙ МНЕ! КАКОГО РОЖНА ТЕБЕ ТАМ К ЕБЕНЕ МАТЕРИ НЕ ХВАТАЛО?!?

— Сиимпель, эта жи всего нимножка молоко, говорит Мома-Айша упокаивающим тоном.

— ДА НАСРАТЬ МНЕ НА ЭТО, ТОЛЬКО ЗАБЕРИ ОТ МЕНЯ ЭТОГО МАЛЕНЬКОГО ГАДА! НЕМНОЖКО МОЛОКА!?! ДА ЭТО К ЕБЕНЕ ФЕНЕ ЦЕЛЫЙ ЛИТР!!! А НУ, УБЕРИ ЕГО ОТСЮДА, ЧТОБ Я ЭТО ЧЕРТОВО ОТРОДЬЕ НЕ ВИДЕЛ НА КУХНЕ!

Симпель опасается сам оттащить Лониля в его комнату — или, вернее сказать, в закуток, который они называют детской — боится, что тот укусит его за руку или пнет по гениталиям. Мома-Айша без лишних разговоров берет это на себя. По пути в закуток Лониль висит в ее руках плетью. Там он вновь принимается за декорирование пола, в то время как Симпель с неохотой опускается на колени, чтобы подтереть растекающееся из холодильника по полу молоко. Мома-Айша возвращается и снова садится читать газету, все на той же странице. Симпель ругается и причитает, выкручивая тряпку, набухшую молоком, в раковину на кухне. В десять минут пятого в дверь звонит Каско.

— Да уж ты блин вовремя, Каско, а то нуклеарная семья тут у нас чуть в мелкие дребезги не разлетелась, с горечью говорит Симпель в домофон.