Кока

Солнечный поток с небес жёг тело, нагревал голову сквозь тонкую ткань тюрбана, волосы слипались от пота. Юноша, всё более падая духом, думал: “Как тут жить? Жара, солнце, ужас! Зачем он меня сюда гонит? Я не хочу!” – но он не решался ничего сказать, только озирался.

– Вот письмо, отдай настоятелю. Прощай! – Равви поцеловал Луку. – И помни ту притчу, что я тебе рассказывал. Да, и блудный сын прощается, но постарайся не быть им! Живи своей жизнью! А я навещу тебя.

И он не оглядываясь залез на телегу. Колеса заскрипели, и Лука остался один.

Приняли его хорошо, но определили на самую тяжёлую работу – в каменоломни, где добывался камень для нового водовода. Шесть отрядов кумранитов рыли канал к реке, укладывали в нём каменные жёлоба.

Луке дали белую одежду, повязку из голубого шёлка на волосы и лопатку, которой до́лжно засыпа́ть за собой свои нечистоты.

Целый год трудился он в каменоломнях под началом пустынника Банны. Тот, молчалив и задумчив, ворочал острые камни, иногда перекидывался с Лукой двумя-тремя словами – и всё. Юноша ждал слов мудрости, но ни от кого ничего не слышал.

Прошёл скучный, полный каменной пыли, усталости и уныния год, и Луку допустили к каждодневному очищению. После работы, вместе с другими братьями, повязав голову лентой, он совершал омовение в бассейне. Правда, к общим трапезам пока не допускался, ел в одиночку, хотя в общине уже знали, что он стоек и силён в работе, однако устав предписывал новичку ещё год испытаний, перед тем как стать полноправным братом и оказаться за общим столом.

Из каменоломен его перевели в гончарные мастерские. Уставать он стал меньше, но именно это стало тяжёлым испытанием для юноши: часто ночью, на неудобном каменном ложе, в полутьме кельи, он грезил о женщине. Это мучило, давило, распирало. После таких ночей Лука впадал в уныние, ощущал стыд и беспокойство, угрюмо вертел гончарные круги, не глядя вокруг и не обращая внимания на окрики мастеров.

Так продолжалось долго. Женщина стала являться всё чаще и заставляла его делать то, чего делать он не хотел, считая постыдным, но чего не делать не мог, иначе бы его разорвало изнутри.

Мучения юноши заметил старейшина Феофил. После беседы поселил Луку на время к себе в келью, а из гончарных мастерских перевёл в цех писцов, где голова юноши будет больше занята мудростью, хоть и чужой, чем соблазнами плоти.

Феофилу понравился ум юноши.

– Раз ты понимаешь, что что-то плохо, – это уже хорошо! В человеке постоянно борются правда и кривда. Сегодня побеждает свет, завтра – тьма. Не отчаивайся! Сыны света победят! Следуй моим указаниям, и я сделаю из тебя счастливого праведника! Будешь исправно служить Богу и людям!

С утра Лука садился на своё место в скриптории и начинал переписывать то, что давали. После работы совершал омовение и шёл в святая святых – трапезную. Занимал своё место среди младших кумранитов и ждал, когда повар поднесёт ему миску с тем количеством еды, что причитается ему за сегодняшний труд. После обеда возвращался к писцам – до ужина.

Феофил нагрузил его работой, заставлял много читать, переписывать свитки пророков. Учил понятиям о египетском письме и разных языках. А вечерами Лука должен был пересказывать Феофилу прочитанное и понятое.

Лука исподволь наблюдал за кумранитами. Они были спокойны и уверенно-неторопливы, избегали клятв, считая их преступлением, зато ценили простое слово. Никогда не перебивали собеседника. Работали не покладая рук. Изучали растения и травы. Лечили больных братьев и пришлых людей. Не имели своей одежды – по утрам каждый брал из общей кучи то, что ему надо.

Кумраниты учили, что душа состоит из тончайшего эфира и заключена в тело, как в темницу. После смерти для праведных душ уготована вечная жизнь в счастливых местах за всесветным океаном, а злые души будут попеременно то мучиться в морозном мраке под землёй, то изнывать в жаре адских кузниц.

Как-то Феофил среди дня позвал Луку.

– Я давно слежу за тобой, вижу, что в тебе есть похвальное желание писать. Пишешь ты умно, хорошо, гибко, понятно. Так вот, даю тебе наказ: запиши всё, что помнят об Иешуа старцы общины, а их немало, они ещё застали тут Иешуа.

Через четыре месяца Лука вошёл к нему с готовой рукописью.

Долго длилась беседа, и в конце Феофил сказал:

– Ты записал всё, что помнят наши старцы о Иешуа. Ты не только умён, но и мудр не по годам. Ты можешь понимать жизнь. – Он склонил голову в голубом тюрбане. – Множество наших братьев живёт в миру, заняты кто землёй, кто пчёлами, кто садами, кто пашней. Вот и тебе надлежит пойти в мир и записать всё, что люди говорят о Иешуа, что помнят ещё те, кто видел его, слышал, таких тоже наберётся немало. Иди, смотри, слушай! А потом ты должен сам, понимаешь, сам, – старик ткнул в него пальцем, – написать о жизни Иешуа! Иди и помни, что ты в первую голову человек, потом – кумранит, а уж только потом – писатель. Не забывай заповеди: вес человека измеряется не тем, сколько он может взять у людей, а тем, сколько может им дать.