Кокаиновые ночи

– По-моему, Фрэнк, именно этим ты и занимаешься. С какой стати ты признал свою вину?

– Чарльз…– устало махнул он рукой.– Так получилось, я не мог сказать ничего другого.

– Но это же бред. Да причем тут ты?

– А кто же еще, Чарльз?

– Ты устроил пожар? Скажи мне, это останется между нами. Ты действительно поджег дом Холлингеров?

– Да… На самом деле, да.

Он достал из пачки сигарету и подождал, пока полицейский даст ему прикурить. Над видавшей виды латунной зажигалкой вспыхнуло пламя, и Фрэнк секунду-другую пристально вглядывался в него, прежде чем склониться к зажигалке с сигаретой во рту. На какое-то мгновение свет живого огня озарил его лицо. Это было спокойное лицо человека, смирившегося с судьбой.

– Фрэнк, посмотри на меня.

Я помахал рукой, чтобы развеять призрачные клубы табачного дыма.

– Я хочу услышать твой ответ. Это ты, именно ты поджег дом Холлингеров?

– Я уже ответил.

– И это была смесь эфира и бензина?

– Да. Не повторяй мой опыт. Она чудовищно горюча.

– Я не верю. Ради бога, скажи, зачем? Фрэнк!…

Он пустил кольцо дыма к потолку, а потом заговорил спокойным, почти бесстрастным голосом:

– Тебе надо некоторое время пожить в Эстрелья-де-Мар, чтобы хоть что-нибудь понять. Избавь меня от расспросов. Если я стану объяснять, что именно произошло, для тебя это ровным счетом ничего не будет значить. Здесь другой мир, Чарльз. Это не Бангкок и не какие-нибудь Мальдивские острова.

– Попробуй все-таки объяснить. Ты кого-то покрываешь?

– Нет, зачем?

– И ты лично знал Холлингеров?

– Я хорошо их знал.

– Данвила говорит, в шестидесятые он был вроде киномагната.

– Недолго. В основном он занимался земельными сделками и строительством офисов в Сити. Его жена была одной из последних старлеток «Школы шарма» Рэнка [8]. Сюда они переехали около двадцати лет назад.

– Они часто приходили в «Наутико»?

– Строго говоря, постоянными клиентами они не были, просто заходили в клуб время от времени.

– И ты был у них в тот вечер, когда возник пожар? Ты был в их доме?

– Да! Ты начинаешь допрашивать меня, как Кабрера. Истина – последнее, что хочет выяснить любой дознаватель.

Фрэнк смял сигарету в пепельнице и слегка обжег пальцы.

– Пойми, для меня их смерть – это трагедия.

Интонационно он никак не выделил свои последние слова, произнося их так же, как однажды в десятилетнем возрасте, войдя в дом из сада, сообщил мне, что умерла его любимая черепашка. Я знал, что сейчас он сказал правду.

– Мне сказали, что к ночи ты вернешься в Малагу, – заговорил я снова.– Я навещу тебя там, как только смогу.

– Всегда приятно повидаться с тобой, Чарльз. Он ухитрился схватить меня за руку, прежде чем полицейский успел сделать шаг вперед.

– Ты заботился обо мне, когда умерла мама, и сейчас продолжаешь в том же духе. Ты здесь надолго?

– На неделю. Мне надо в Хельсинки, готовить документальный телефильм. Но я вернусь.

– Вечно ты скитаешься по миру. Нескончаемые путешествия, все эти залы отлета… У тебя хоть раз было чувство, что ты действительно куда-то прибыл?

– Трудно сказать. Иногда я думаю, что превратил джет-лаг [9] в новую философию. Это ближайший доступный нам аналог покаяния.

– А что с твоей книгой о самых крупных публичных домах мира? Ты уже начал?

– Пока продолжаю изыскания.

– Помнится, ты говорил то же самое и в школе. Мол, все, что тебя интересует в жизни, – это опиум и бордели. Настоящий Грэм Грин, но в этом всегда было что-то героическое. Опиум по-прежнему куришь?

– От случая к случаю.

– Не беспокойся, я не скажу отцу. Как он?

– Мы перевезли его в маленький частный санаторий. Он меня уже не узнаёт. Когда выберешься отсюда, надо будет его навестить. Думаю, тебя он вспомнит.

– Я ведь никогда его не любил.

– Он как ребенок, Фрэнк. Все позабыл. Теперь он может только пускать слюни и дремать.

Фрэнк откинулся назад, улыбаясь в потолок своим воспоминаниям, которые освежили серый фон его хандры.

– Помнишь, как мы начали воровать? Странно… все это началось в Эр-Рияде, когда заболела мама. Я тащил все, что попадалось под руку. Ты ко мне присоединился, чтобы я чувствовал себя увереннее.

– Фрэнк, все же понимали, что это пройдет.

– Кроме отца. Он не смог справиться с собой, когда у мамы начались проблемы с психикой. Завел романчик со своей секретаршей не первой молодости.

– Он просто был в отчаянии.

– За мои кражи он ругал тебя. Обнаруживал, что у меня карманы набиты конфетами, которые я стащил в «Эр-Рияд Хилтон», но виноватым всегда оказывался ты.

– Я был старше. Он считал, что я должен был тебя остановить. Он знал, что я тебе завидовал.

– Мать совершенно спивалась, а никто и пальцем не пошевелил. Я воровал, потому что только так я мог в полной мере почувствовать свою вину. Потом эти ваши долгие ночные прогулки… Куда вы ходили? Я даже не догадывался.

– Никуда. Просто бродили вокруг теннисного корта. Примерно тем же самым я занимаюсь и сейчас.

– Вероятно, тогда у тебя и появился к этому вкус. Вот почему ты делаешься сам не свой, когда возникает перспектива пустить корни. Ты не представляешь, насколько жизнь в Эстрелья-де-Мар похожа на ту, что была в Саудовской Аравии. Потому, наверное, я и приехал сюда…