Скала оказалась гораздо больше, чем я себе представлял, и напоминала непристойно воздетый под самым носом у Испании большой палец – так в здешних краях издеваются над рогоносцем. Бары с откровенно сексуальной атмосферой привлекали взгляды, как и роскошные катера, покачивавшиеся на волнах в гавани, пока их мощные моторы охлаждались после скоростного ночного рейда в Марокко и обратно. Глядя на пришвартованный флот, я невольно вспомнил о брате Фрэнке и о семейном кризисе, который привел меня в Испанию. Если магистрат Марбельи не оправдает Фрэнка, но согласится освободить его под залог, одно из этих летающих по волнам судов сможет спасти его от средневековых колодок испанской правоохранительной системы. Во второй половине дня я должен был встретиться с Фрэнком и его адвокатом в Марбелье, до которой всего сорок минут езды по побережью. Но когда я собрался сесть за руль автомобиля, взятого напрокат на стоянке неподалеку от аэропорта, моему взору предстала бесконечная пробка, заблокировавшая пограничный переезд. Сотни машин и автобусов, окутанных желтоватой дымкой выхлопных газов, стояли в очереди к пропускному пункту. Девочки-подростки приставали к испанским солдатам с жалобами, а их бабушки бойко покрикивали на тех же солдат. Абсолютно не реагируя на нетерпеливый гомон автомобильных гудков, пограничная жандармерия проверяла каждый винт и каждую заклепку, назойливо обыскивая чемоданы и картонные коробки из супермаркетов, заглядывала под капоты и ощупывала крепления запасных колес.
– Мне необходимо быть в Марбелье в пять часов, – сказал я менеджеру прокатной конторы, который взирал на эти притормозившие транспортные средства с безмятежностью человека, уже сдавшего напрокат свой последний автомобиль перед выходом на пенсию.– Но, кажется, эта пробка там навечно.
– Не волнуйтесь, мистер Прентис. Она может рассосаться в любой момент, как только пограничникам надоест.
– Все эти правила…– покачал я головой, просматривая договор на аренду машины.– Запасные лампочки, аптечка, огнетушитель… Этот «рено» оборудован лучше самолета, на котором я прилетел.
– Это все Кадис. Новый губернатор просто помешался на Ла-Линиа [2]. Но его планы по стимулированию трудовой деятельности не пользуются особой популярностью у местных жителей.
– Да уж, не повезло. Что же, здесь сплошная безработица?
– Не совсем. На самом деле работы хватает, но вся она… довольно сомнительная.
– Контрабанда? Немного сигарет и видеокамер?
– Не так уж немного. На Ла-Линиа счастливы абсолютно все. Здешние обитатели очень надеются, что Гибралтар навсегда останется британским владением.
Я снова подумал о Фрэнке, который оставался британским подданным, но сидел в камере испанской тюрьмы. Встав в хвост очереди ожидавших досмотра автомобилей, я вспоминал наше детство в Саудовской Аравии двадцать лет назад, тамошние неожиданные проверки на дорогах, которые проводились религиозной полицией за неделю до Рождества. От ее хищных взглядов не ускользала не только ничтожная капля заготовленного к празднику алкоголя, но даже клочок оберточной бумаги со зловещей эмблемой остролиста, плюща и дров в ореоле пламени. Пока отец с его характерным профессорским сарказмом, всегда выводившим из себя нашу нервную мать, спорил с полицией по-арабски, Фрэнк и я пугливо ежились на заднем сиденье отцовского «шевроле», стискивая коробки с наборами игрушечной железной дороги, завернутыми в бумагу всего за несколько минут до того, как мы их распаковали.
Что-что, а контрабанду мы освоили в очень раннем возрасте. Старшеклассники английской школы в Эр-Рияде любили обсуждать интригующий мир запретного секса, тайной торговли пиратским видео и наркотиками. Уже потом, когда мы вернулись в Англию после смерти матери, я осознал, что эти маленькие заговоры позволяли британцам держаться вместе и давали им ощущение некоторой общности. Без посреднической деятельности и контрабандных поездок наша мать утратила бы зыбкую опору в этом мире задолго до того трагического дня, когда она забралась на крышу Британского Института и совершила непродолжительный перелет в единственную безопасную обитель, какую смогла для себя найти.
Наконец пробка стала рассасываться, машины одна за другой со скрежетом срывались с места. Но заляпанный грязью фургон впереди меня пограничная жандармерия все никак не пропускала. Солдат открыл задние двери и принялся рыться в картонных коробках, набитых пластмассовыми куклами. Его руки медленно и неуклюже вертели розовые голенькие тельца, на него взирали сотни голубых глаз, то широко открывавшихся, то снова захлопывавшихся.