Впрочем, обходя национальность бретеров молчанием, отзывается о них господин де Суш самым нелицеприятным образом. «Это слово, – говорит он, – хотя и не вполне французское, употреблялось очень часто: так называли людей, сделавших своей профессией умелое владение шпагой; большей частью это были разного рода проходимцы и авантюристы, пускавшие в ход оружие при любом случае».
Можно представить себе, что творилось на улицах тогдашнего Парижа, если принять во внимание, что по оценке Ж. де Брюжа, приведенной в его книге «Искусство фехтования» (опубликована в 1721 году), более десяти тысяч бретеров заполняли ежедневно тренировочные залы, не пренебрегая упражнениями и в других местах.
Город напоминал поле брани. В глухих тупичках и узких переулках резали за плату и из любви к искусству; на центральных улицах и в людных местах, например, на бульварах, происходили более или менее честные поединки, – но везде, как в полдень, так и в полночь, слышался звон шпаг и рапир.
Для парижских зевак это был бесплатный ежедневный спектакль: они с наслаждением следили за схватками, в которых принимали участие двое, трое, четверо, иногда дюжина бретеров, наносящих и отражающих удары по всем правилам фехтовального мастерства, причем поводом для сражений часто служил косой взгляд или неосторожно брошенное слово.
Множество этих бандитов обосновалось в Латинском квартале, наплевав на все ордоннансы, эдикты и указы, в коих, начиная с 1567 года «запрещалось фехтовальщикам и оружейникам селиться в окрестностях Университета».
Городские власти были бессильны: чтобы изгнать бретеров из облюбованного ими места, пришлось бы снести до основания все дома вокруг Сорбонны, что, конечно, было делом нереальным. Столь же нереальной выглядела и задача изгнать их из Парижа. Они, впрочем, умели поддерживать некоторый порядок в своих рядах и сами избавлялись от тех, кто преступал неписаные законы бретерского братства.
Полиция же не смела тревожить покой десяти тысяч отчаянных рубак, которые выхватывали шпагу из ножен по двадцать раз на дню. Стражам порядка и без того нередко доставалось от этих головорезов: единственным утешением было то, что последние неустанно истребляли друг друга; полицейские же радовались, подбирая по утрам трупы.
К несчастью, междоусобные схватки, помогая скоротать время, не приносили дохода – поэтому бретеры не упускали случая продать свои услуги и за хорошую плату убивали без разбора людей любого звания. Именно в этих обстоятельствах полиция обязана была действовать, – но все подобные злодеяния оставались безнаказанными!
Наемные убийцы предпочитали вершить свои темные дела втайне даже от ближайших друзей. Нападения совершались обычно маленькими группами, дабы не делить добычу на всех. Именно поэтому Готье Жандри, нанятый принцем Гонзага, взял в долю лишь троих сообщников. Великие несчастья окутаны безмолвием, говорит пословица, – то же самое можно сказать и о великих преступлениях.
Конечно, для Жандри было весьма соблазнительным присвоить себе почти все золото Гонзага: Грюэль по прозвищу Кит, главный его подручный, был ему многим обязан, а начинающие убийцы Ив де Жюган и Рафаэль Пинто не могли претендовать на равную плату. Этим расчетам нельзя было отказать в остроумии, а единственный их недостаток состоял в том, что Жандри, подобно крестьянину из басни Лафонтена, делил шкуру неубитого медведя.
Бандиту волей-неволей пришлось признаться самому себе, что все его начинания потерпели неудачу: покушение на балу у Сент-Эньяна не удалось; Лагардер исчез, будто растворился в воздухе; Аврора была окружена столь надежной охраной, что нечего было и помышлять о нападении; Кит приобрел нового врага, от которого можно было ожидать всяческих неприятностей; Кокардас с Паспуалем ускользнули живыми и невредимыми из западни, хотя, казалось, все было предусмотрено, чтобы избавиться наконец от этих преданных стражей Лагардера. Таковы были неутешительные итоги.
Гонзага и Пейроль сразу же по приезде в Париж отправились в кабачок «Лопни-Брюхо», где надеялись застать своих четверых наймитов.
– Ну, как наши дела? – нетерпеливо спросил интендант, едва увидев Жандри.
Сконфуженный Готье не стал скрывать, что дело не продвинулось ни на шаг и что он, в довершение всего, не знает даже, где находится Лагардер. Филипп Мантуанский выслушал своего подручного в изумлении, которое тут же сменилось яростью.
– На что же вы потратили время и деньги? – вскричал он.
Жандри оправдывался как мог, ссылаясь на неслыханное невезение и невероятные опасности затеянного предприятия, всячески подчеркивая свою преданность и готовность продолжать борьбу с Лагардером – как только удастся установить местопребывание графа.
Исчезновение Лагардера весьма встревожило принца. Ведь враг их знал, что они покинули Испанию, – что же могло задержать его вдали от невесты?
– Что ты об этом думаешь? – спросил Гонзага Пейроля, понизив голос.
– Возможно, он последовал за нами в Англию, – ответил фактотум еле слышно.
– Этого не может быть! Так или иначе, но мы увидели бы его…