Знаменитый австрийский патолог Карл Рокитанский (1804–1878 гг.) систематизирует тогдашние взгляды на общую патологию человека в многотомном руководстве, выходившем в 1841–1846 гг.; за эту систематизацию взглядов он получил от Вирхова прозвище «Линней [6]патологической анатомии». Правда, в основе взглядов Рокитанского лежала ложная идея: он объяснял развитие болезней «порчей соков» в организме человека. Но все же самая попытка систематизировать патологоанатомические изменения в организме была для того времени начинанием, «делающим эпоху». Рокитанский послужил прообразом Вирхова и в другом отношении: он соединял в себе ученого и политика и как член партии свободомыслящих [7]имел немалый политический авторитет.
Во Франции почву для открытий Вирхова подготовил знаменитый физиолог Франсуа Мажанди (1783–1855 гг.), который много сделал для того, чтобы превратить физиологию из науки описательной в науку экспериментальную; его идеи блестяще развил его талантливейший и известнейший ученик Клод Бернар. Нет сомнения, что эксперимент сыграл громадную роль в работах Вирхова.
Наконец, если взять Германию, то прямое влияние на направление научной работы Вирхова оказал его учитель, энциклопедически образованный патолог Иоганн Мюллер (1801–1858 гг.). Мюллер сделал целый ряд открытий в области анатомии (описание мышц, нервов), гистологии (описание строения кости, хрящей, почек и т. д.), эмбриологии (описание развития человеческого зародыша раннего периода), сравнительной анатомии (систематика рыб, птиц, земноводных, иглокожих), физиологии (первое изложение учения о рефлексах, физиология органов чувств), патологической анатомии (изучение воспаления костей, природы опухолей, классификация опухолей). Мюллер положил основание учению о так называемой «клеточной патологии», которым впоследствии прославился Вирхов.
Так в разных странах ученые взрыхляли почву для научных работ Вирхова. «Нужен был человек, — говорил биограф Вирхова Карл Познер, — который с железным прилежанием и блестящей научной силой указал бы путь, где поставить рычаг для правильной постановки вопросов и имел бы достаточно энергии, чтобы индуктивным путем произвести бесчисленные отдельные исследования, а затем гениально объединил их в единое целое здание, которое высилось бы, как памятник истины, перед взорами целого ряда поколений». Таким именно человеком и был Рудольф Вирхов.
Громадное влияние на мировоззрение Вирхова оказали и политические события того времени. Вирхов как научный работник созревал в период Sturm und Drang (бури и натиска) в Германии. В воздухе пахло революцией 1848 года, которой, как увидим, молодой ученый воздал свою дань. И не только общественная работа Вирхова, но и его научная работа теснейшим образом была связана с теми политическими идеями, которые были характерны для буржуазной революции 1848 года в Германии. Отсюда растут корни учения Вирхова об общественной роли медицины и врача, его установки в общественно-политической деятельности, его новаторская роль в области научной медицины. Наука и политика того времени определили всю деятельность Вирхова и сделали его имя популярнейшим в то время во всем мире.
Детство и юность Вирхова
Рудольф-Людвиг-Карл Вирхов родился 13 октября 1821 года в маленьком городке Шифельбейне в прусской провинции Померании. Отец его Карл занимался торговлей. Нет никаких указаний, говорят биографы Вирхова, откуда Рудольф Вирхов получил свои изумительные способности и страсть к науке. Ни отец, ни мать, ни дед, ни бабка его не представляли собою ничего особенного. Дед его был мясным торговцем; бабка и мать — обычные добродетельные немки, горячие приверженки «трех К» — Kirche, Kinder, Küche (церковь, дети, кухня). Дяди и тетки Вирхова также ничем не прославились; наиболее «знаменит» из них был дядя майор Иоганн, который прославился тем, что изобрел новую форму шлема, обмоток для ног и ботинок для солдат. Как видим, изобретение маловажное, не имеющее никакого отношения к патологической анатомии. Словом, самые тщательные поиски «наследственных генов» гениальности Вирхова ни к чему не привели бы.
На примере Вирхова можно видеть еще раз блестящее доказательство материалистического объяснения истории и блестящее опровержение буржуазной генетики: не наследственность определяет в конечном итоге поведение и мышление человека, а среда и исторический момент — «бытие определяет сознание».