Коко

Конор нагнулся глотнуть еще кофе. Когда он поднял голову, то был уже не в фойе, а на заднем сиденье такси.

– Твой друг был плохой, очень плохой, – слышался голос Чэма. – Его нигде больше не хотят видеть. Он плохой или просто больной? Расскажи мне. Я хочу больше знать об этом человеке.

– Потрахаться он был здоров, – сказал Конор, тут же поняв, что то, что он имел в виду, вряд ли удастся передать словами.

– Но он очень глупый.

– Ты тоже.

– Я не блюю в общественных местах. Я не сею вокруг себя ужас и отчаяние. Я не угрожаю тем, кто имеет надо мной власть, и не оскорбляю их.

– Все это звучит очень похоже на Андерхилла, – пробормотал Конор, погружаясь в сон.

Ему приснилось все то же ужасное лицо за стеклом машины только теперь это было лицо Андерхилла. Конор в ужасе проснулся и обнаружил, что сидит один на заднем сиденье машины.

– Что такое? – пробормотал он.

– Крэп кроп кроп кроп, – сказал водитель и, перегнувшись через спинку сиденья, протянул Конору сложенный листочек бумаги.

– Где все? – Конор дрожащей рукой потянулся к записке и выглянул в окно.

Такси стояло на широкой улице между высоким бетонным зданием, по виду напоминавшим гараж, и низеньким одноэтажным, тоже бетонным, строением без окон. В свете фонаря бетон и асфальт дороги казались ярко-желтыми.

– Где мы?

Водитель показал пальцем куда-то вниз. Конор смущенно проследил за движением его руки и увидел собственный член, белевший в темноте салона, который беспомощно свисал на его правое бедро. Конор наклонился, чтобы укрыться от глаз водителя, и застегнул штаны. Сердце его учащенно билось, голова болела. Он взял наконец записку из рук шофера. В ней было несколько строчек мелким почерком: “Ты слишком много пил. Твой друг может быть здесь. Если пойдешь, будь осторожен. Водителю хорошо заплачено”. Чуть ниже был приписан номер телефона. Конор смял записку и вышел из машины. Водитель стал разворачиваться. Конор швырнул записку на землю и наподдал по ней ногой. Возле одноэтажного здания как будто материализовались из воздуха несколько таиландцев в облегающих национальных костюмах. Они направились по аллее к Конору. Ему захотелось вдруг убежать – люди эти напоминали стаю акул. Он еле держался на ногах. Фары машины слепили глаза. И очень хотелось выпить.

– Вы зайдете? – ближайший к Конору мужчина улыбался улыбкой мумии. – Чэм говорил с нами. Мы вас ждем.

– Чэм – не мой друг, – сказал Конор, но мужчины продолжали махать в сторону здания без окон. – Я не собирался туда заходить. А что у вас там?

– Секс-шоу, – ответила голова мумии.

– И всего-то, – Конор позволил увлечь себя к двери. Внутри он заплатил триста монет за вход женщине в темных очках с серьгами в форме бутылочек “кока-колы” с женской грудью.

– Мне нравятся эти сережки, – сказал Конор. – Ты знаешь Тима Андерхилла.

– Еще не пришел, – сказала женщина. Сережки покачивались в ушах как два повешенных.

Конор проследовал за одним из мужчин по длинному темному коридору и оказался в комнате с низким потолком, окрашенной в черный цвет. Неяркий красный цвет заливал ряды складных стульев и две сцены – одну прямо перед стульями, другую рядом с переполненным баром. На каждой сцене плясала голая девица. У девиц были нессиммeтpичныe груди и узкие бедра. Их губы в лучах красного света выглядели черными. Посетители бара были в основном таиландцами, но в толпе то тут, то там можно было заметить пьяного белокожего мужчину, вроде самого Конора, и было даже несколько пар в американской одежде. Конор упал на один из стульев в дальнем углу зала заказал материализовавшейся рядом с ним полуголой диве пива, которое стоило ему сотню.

“Этот негодяй вынул из штанов мой член, – думал он. – Мне, небось, еще повезло, что он не отрезал его и не унес в бутылочке с собой на память”. Он выпил свое пиво, затем еще несколько порций, пока девицы на сцене меняли тела и лица, меняли длинные волосы на короткие, бейсбольную форму на футбольную, пышные бедра на бедра поджарых борзых собак. Конор решил, что ему, пожалуй, нравятся эти девицы. Одна из них умела открывать влагалищем бутылки “кока-колы”, причем пробка отлетала от бутылки с громким щелчком. У девицы было скуластое личико и горящие черные глаза. Открыв бутылку, она высасывала из нее жидкость, которую затем выливала обратно. Насколько было известно Конору, ни одна из девиц “У Донована” так не умела.

Конор вдруг осознал, что дошел как раз до той стадии опьянения, когда дальше алкоголь уже не действует.

Посмотрев на боковую сцену, Конор густо залился краской – стройное юное создание освободилось от платья, чтобы продемонстрировать собравшимся, что является одновременно владельцем двух маленьких упругих грудей и внушительных размеров мужского полового органа, который, опустившись на колени, взял в рот другой “катуи”. Конор повернулся вновь к центральной сцене, на которой девица с непроницаемым лицом жены диктатора собиралась что-то делать с большой рыжей собакой.

– Дайте мне виски, – сказал Конор официантке.