Коко

Странные собачьи глаза внимательно изучали его. Как только закрылась дверь, в ноздри Пулу ударил запах затхлости, сырости и плесени. У миссис Денглер был вздернутый нос, довольно широкий, от переносицы расходились три глубокие морщины. У женщины практически не было губ, зато была очень толстая шея и массивные плечи, которые она, правда, сутулила.

– Я просто старая женщина, которая живет одна, вот кто я. Так, так. Сюда. Проходите.

Она подвела друзей к вешалке. В темноте коридора казалось, что квадратное лицо миссис Денглер светится, будто вобрав в себя весь свет, имеющийся в этом доме.

Хельга Денглер перевела взгляд с Пула на Мэгги, затем на Андерхилла и опять на Мэгги. Она производила впечатление какой-то бесформенности, расплывчатости, заставлявшей задуматься о том, что она была еще тяжелее, чем выглядела.

– Итак, – произнесла Хельга. За спиной ее поднималась лестница, казавшаяся в темноте не более чем намеком на деревянные перила и ступеньки. На полу под ногами скрипел песок. Слабый свет пробивался из полуоткрытой двери в конце коридора.

– Очень мило с вашей стороны, что вы пригласили нас, миссис Денглер, – сказал Пул. Мэгги и Андерхилл произнесли что-то в этом же роде. Слова как бы повисли в воздухе, а затем рассыпались.

До миссис Денглер как будто бы не сразу дошел смысл сказанного, она несколько секунд просто удивленно моргала, а затем ответила:

– Что ж, Библия учит нас быть добрыми. Вы знали моего сына?

– Он был замечательной личностью, – сказал Майкл.

– Мы любили вашего сына, – произнес одновременно с ним Андерхилл, и слова их опять как бы слились вместе.

– Хорошо, – сказала миссис Денглер.

Пул подумал, что можно стоять и смотреть вот так сквозь ее прозрачные глаза и не увидеть ничего, кроме цвета много раз стиранных джинсов. Потом он подумал, что их неуклюжая неловкость как бы навязана им этой женщиной, словно она специально хочет, чтобы им было неловко.

– Мэнни старался быть хорошим мальчиком, – сказала миссис Денглер. – Его надо было учить этому, как и всех мальчиков.

У Пула опять возникло такое чувство, что они сделали неверный шаг, потеряли некую драгоценную секунду, которая то ли упала на дно бледных глаз Хельги Денглер, то ли вообще выпала из жизни.

– Вы хотите сесть, – сказала Хельга. – Думаю, вы не откажетесь пройти в гостиную. Вон туда. Я, как видите, занята. Старой женщине приходится заботиться о том, чтобы все время быть чем-то занятой.

– Мы оторвали вас от чего-то? – спросил Пул. На лице женщины появилось подобие улыбки, и она знаком предложила гостям следовать за ней. Под причудливо раскрашенным абажуром горела маломощная лампочка. В углу забитой мебелью комнаты стоял раскаленный докрасна электрообогреватель. Здесь запах плесени чувствовался не так сильно. Казалось, что и мебель накалилась докрасна и потрескивает. С полок и со столика рядом с протертой плюшевой кушеткой на них смотрели пурпурно-красные копии тигрового глаза.

– Вы можете все сесть сюда, – сказала миссис Денглер. – Эта кушетка принадлежала еще моей матери.

То, что они приняли за огонь, оказалось бликами, которые отбрасывали тигровые глаза на пластиковые чехлы, покрывающие кушетку, они заскрипели, когда друзья рассаживались.

Пул поглядел в сторону глаз, лежавших на столике, и обнаружил, что они были на самом деле мраморными шариками, которые как бы фокусировали падавший на них свет. Множество этих шариков было разложено в определенном порядке на куске черной материи.

– Это моя работа, – сказала Хельга.

Теперь она стояла в центре комнаты. За ее спиной на стене висела фотография человека в форме, который в полумраке, царящем в комнате, напоминал вожака бойскаутов. Еще на стенах были беспорядочно расклеены фотографии играющих щенков и зевающих котят.

– У вас может быть собственное мнение, а я останусь при своем, – сказала миссис Денглер. Она сделала шаг вперед, и Майклу показалось, что глаза ее за стеклами очков зловеще блеснули. –Каждый имеет собственное мнение, это мы и повторяли им снова и снова.

– Извините, – произнес Майкл. Андерхилл загадочно улыбался то ли миссис Денглер, то ли картинкам и фотографиям, едва видимым в темноте. – Вы сказали... ваша работа?

Женщина заметно расслабилась и опять отступила назад.

– Мои виноградные кисти. Вы ведь смотрели на них.

– О, – сказал Пул. Так это были виноградные кисти. Приглядевшись, Пул увидел, что пурпурные шарики действительно были наклеены на ткань в форме гроздей.

– Очень мило, – сказал он.

– Так всем всегда казалось. Когда у моего мужа была своя церковь, некоторые из наших прихожан покупали мой виноград. И все всегда говорили, что очень красиво. Они так причудливо преломляют свет.

– Красиво, – еще раз похвалил Пул.

– А как вы их делаете? – спросила Мэгги.

На этот раз улыбка женщина была довольно искренней, почти что смущенной, как будто она осознала вдруг, что слегка перехвалила свой виноград.