14 июня 1940-го немцы заняли Париж. «Перемирие», заключенное 22 июня, представляло собой фактически капитуляцию Франции. Страна разделялась на оккупированный немцами север с центром в Париже и южную «свободную зону» со столицей в городке Виши. Сдавшаяся без боя Франция почувствовала на себе «прелести» военной оккупации. Начался поспешный исход миллионов растерянных людей на юг; среди беженцев была и Коко. Впрочем, не все так мрачно; однажды она пошутит об этих событиях: «В конце концов, не будь такой хорошей погоды, не было бы и массового исхода на юг». Габриэль доехала до имения своего давнего друга и любовника Этьена Бальзана, нашла его женатым и сильно постаревшим, но так же, как и в молодости, увлеченным чистокровными лошадьми.
Проведя несколько дней в замке, Габриэль возвратилась в Париж. Чтобы сразу же со своими светскими друзьями обойти любимые рестораны, салоны и бутики. Все по-прежнему признавали, что «здесь так весело и приятно», однако были моменты, которые настораживали.
Вернувшись в Париж, мадемуазель обнаружила, что отель «Риц», где она изволила проживать, реквизирован немцами. Перед входом стоял водруженный новыми властями металлический шлагбаум, а с каждой стороны стояло по часовому при оружии. Со стены здания свисал нацистский флаг – черная свастика в белом круге на красном полотнище.
В оккупированном Париже
Управляющий известил Коко, что ее мебель и личные вещи были вынесены из занимаемых ею комнат; но высокий немецкий начальник в чине генерала, узнав, что это вещи Коко Шанель, дозволил ей остаться в отеле. Однако постоялице могли предоставить лишь две комнаты с ванной, выходящие на рю Камбон, которые не шли ни в какое сравнение с теми роскошными апартаментами, что мадемуазель занимала прежде. Впрочем, о чем печалиться, ведь у нее еще квартира в доме номер 31.
Нам говорят, что Шанель начинает вести очень замкнутый образ жизни. Она больше не бывает на светских балах, не предпринимает выезды в высшее общество. Но она по-прежнему посещает дорогие рестораны, чтобы отобедать или отужинать вместе с кем-то из своих. Вот обычные «злачные» места их пребывания: «Максим», «Серебряная башня», модный бар «Каррера» и проч. Среди сопровождающих ее в то время часто замечают Сержа Лифаря, проживавшего по соседству, в отеле «Кастилия» на той же рю Камбон. Танцор заглядывает к ней почти ежедневно и развлекает, читая вслух отрывки из классических произведений; а она и сама время от времени бывает в «Гранд-опера», чтобы аплодировать своему другу.
В ее окружении практически все те же лица – Кокто, Мися, Русся, Серт (на огонек к последнему заглядывала вся знать Парижа, ведь он по-прежнему угощал гостей изысканными яствами). В это время ближайшая подруга Коко – Мися, давно злоупотреблявшая наркотиками, заболевает, а в результате сердечного приступа она слепнет на один глаз.
Шанель неожиданно для всех принимает решение о закрытии Дома моделей. После того как она закрыла свои ателье, ее лучшим швеям пришлось искать работу в других модельных домах. «Безделье, на которое она обрекла себя, повесив замок на дверь Дома моделей, ожесточило ее. Она не могла себе представить, что ничегонеделанье окажется таким жестоким. Работа была для нее как наркотик – и теперь она начинала сознавать это. Да, она, пожалуй, просчиталась, думая, что клиентки разбегутся, и приняв решение о прекращении своего дела. Потому что остальные Дома моделей – Ланвен, Фат, Лелон, Пиге, Пату, Баленсиага – продолжали шить и продавать платья».
Коко и Серж Лифарь
Интересно, с каким настроением сотрудницы покидали ее предприятия? Ведь не секрет, что мадемуазель Шанель была грубоватой и резкой. Закройщицы, швеи и манекенщицы боялись работодательницу до судорог: вылететь из модного дома ничего не стоило. Однажды они заикнулись о прибавке к жалованью, и Шанель уволила всех одним махом. Она орала на манекенщиц, если те смели чуть пошевелиться. Однажды одна из девушек пришла на работу в платье от Живанши, и Шанель искромсала дорогую вещь ножницами прямо на манекенщице.
…В дни вынужденного безделья Шанель проводит целые часы, разучивая знаменитые арии из опер Верди, Пуччини и других. Прочтем свидетельство секретаря Миси Було Ристельхьюбера, сына дипломата, в своем дневнике: «Приехав к Коко, мы услышали рулады. Меня это удивило. В комнате, помимо хозяйки, были две старые ведьмы с огненно-рыжими гривами – одна сидела за роялем, другая стояла, опершись на его хвостовую часть. Коко прилежно выслушивала их наставления. Это был урок пения. «Невероятно, – сказала мне Мися, когда мы вернулись. – Это в пятьдесят четыре-то года! Она решила, что у нее еще может прорезаться голос!» Запись датирована январем 1941 года. Но здесь – не только свидетельство о ведьмах, но и между строк – отношение их друг к дружке. На тот момент Коко было уже 57 лет, о чем ее закадычная зловредная подруга даже не догадывалась!