Кокон

– Вижу, вам не дает покоя карьера модели, мадемуазель. – Тихомиров уселся рядом и скосил глаза. – А рисунок действительно очень неплох. В таком, я бы сказал, импрессионистском стиле…

– Я же говорю – Ренуар!

– Я, когда маленький был, в городе жил и в художественной школе учился, – шмыгнув носом, пояснил художник.

– Когда маленький был? – Олеся расхохоталась. – А сейчас-то тебе который годок?

– Пятнадцатый. – Митяй послюнявил кисточку. – Руку так вот за голову заложите, ага… Да вы не бойтесь, я быстро рисую.

– Я уже заметила…

– Знаете, не верится просто, что вот так… Вообще-то меня учителя в художке не хвалили. Говорили, что надо тщательнее работать над деталями, а не как я – увидел момент, схватил…

– Ренуара с Моне тоже этим же упрекали, – развалившись рядом, усмехнулся в кулак Макс. Вообще, его эта ситуация забавляла.

Мальчишка поднял глаза:

– А вам нравится Ренуар?

– Нравится, – с улыбкой кивнула Олеся. – Он, как и ты, рисовал… мгновения…

– А я про импрессионизм мало знаю, – посетовал живописец. – Нет, ну, слышал, конечно, но даже в Эрмитаже не был, не говоря уж о Москве.

– Так съездишь еще – какие твои годы?

– Вы еще про барбизонскую школу поговорите, – уже не сдерживая смеха, посоветовал Максим. – О проблеме света и тени в творчестве Камиля Коро.

Олеся фыркнула:

– Макс! А ты откуда про барбизонцев знаешь?

– Ну, ты даешь, ма шери! Я ж все-таки в русско-французском обществе был… Ой! Дай-ка сюда очочки… ну те, что в руках вертишь… Хотя нет, лучше положи-ка их во-он на тот камень… Ага!

Тихомиров первый услыхал голоса возвращавшихся приятелей живописца и поспешил принять меры. Так, на всякий случай.

– Эй, Митяй! Мы те заказы нашли. На рубль с полтиной! Только тетки сюда не пойдут, сам к ним двигай, да побыстрее, пока не раздумали… Чего это ты тут намалевал уже? Ого!!! Ни фига ж себе! Ты только глянь, Серый!

– Митяй, а кто это, а? Ты что, сам… вот так…

– Нет. – Юный художник задумчиво покачал головой. – Она мне позировала, вот здесь, только что.

– Кто позировал-то?

– Девушка, красивая, как солнце, как тысячи солнц!

Тихомиров даже головой покачал, испытав некоторую долю зависти: ну надо же такое придумать – как тысячи солнц. А Олеся довольно улыбнулась и показала Максу язык.

– Да где девушка-то?

– Вот, только что здесь была… Растаяла, как виденье…

– Растаяла… Что она, Снегурочка что ли? Эх, не надо было тебе вина наливать… А что, прямо с голыми титьками и стояла?

– С голыми? Да ну вас на фиг! Пошли вообще вон отсюда!

Аккуратно спрятав рисунок в папку, Митяй швырнул в рыжего дружка мольберт, вернее, кадрирующую рамку.

– Да что ты кидаешься-то? – взбеленился тот. – Не, Серый, ты видал?

– Пошли. – Серый наклонился и тронул Митяя за плечо. – Там люди ждут. Клиенты.

– Никуда не пойду! – рассерженно отозвался художник. – У меня это… вдохновение кончилось…

– Ну и сиди тут один! – Парни переглянулись. – Вот уж не знали, что ты, Митяй, такой псих… Пошли отсюда, Серый, раз он к нам так…

– Постойте! – Митяй торопливо собирал манатки. – Да стойте же вы! Где там ваши клиенты-то?

И, натягивая на ходу штаны, устремился вслед за приятелями.

Те сразу же обернулись:

– Ага, одумался. Тоже еще, Шишкин!

– А будете обзываться, вообще с вами…

– Ладно, ладно, не обижайся.

***

Ласковый ветерок дул с озера, разгоняя сахарно-белые облака, все вокруг дышало таким миром, таким покоем и негой, что произошедшее казалось каким-то кошмарным сном. Заброшенная ферма, трехглазые, поспешное бегство.

– Во сколько там у нас автобус-то? – выбрался из воды довольный Петрович. – А знаете, я даже захлебнуться пытался… увы, не удалось. Но ведь плавал.

– Мы тоже плавали, – одеваясь, усмехнулся Макс. – А кое-кто… Ладно, болтать некогда – пошли уже. Наверное, уже по времени где-то около.

– Да уж, – инженер согласно кивнул. – Рейсовый автобус – дело такое. Лучше явиться на два часа раньше, чем на пять минут позже. Усвистает – иди потом пешком.

– Да… хорошо, что нам за билеты платить не надо.

***

Они снова поднялись в беседку – там было прохладно – и сверху смотрели, как рядом, на стадионе, мальчишки гоняли в футбол. Впрочем, стадион – это слишком уж громко сказано.

– Эх, мазилы! – лениво ругался Тихомиров. – Ты, Олеся, на какую команду ставишь? Я – на тех, кто в красных трусах.

Петрович ухмыльнулся:

– А я на зеленых…

– Ну, хватит болтать, пошли, – всмотревшись вдаль, неожиданно заявила Олеся. – Автобус, кажется. Вон, на дороге – пыль.

Действительно, пылевое облако быстро приближалось к площади – к автобусной остановки и магазинам, правда, когда пыль рассеялась, оказалось, что это никакой не автобус, а грузовик, самосвал ЗИЛ-130, доверху груженный навозом.

Притормозив, грузовик остановился напротив промтоварного магазина – желтовато-белого здания в стиле сталинского классицизма, с колоннами и архитравом. Водитель в кирзовых сапогах громко захлопнул дверцу, выругался и, бросив в рот папиросину, зашагал к стоявшему рядом с магазином ларьку.

– Пивка, верно, прикупить решил, – завистливо протянул Макс.