Коктейль для Барби

— Ойген, — говорит она мягко, — прошу вас, задумайтесь над тем, что такое брак. Институт семьи предполагает равноправие супругов, у каждого партнера есть свои желания, потребности, и никто не должен никого притеснять. Иначе брак обречен.

— Да нет у нее никаких желаний! — оправдывается Ойген.

— Вот уж не надо: просто она не может их высказать, так ведь? — спрашиваю я его жену, которая между тем ставит заплатку на штаны мужа.

Она смотрит на меня своими большими карими глазами и показывает на Ойгена.

— Подлец! — отчетливо произносит она.

Ойген встает. Его тучное тело начинает сотрясаться.

Мой корсаж такой узкий, что может треснуть по швам в любую секунду. Господи, так и задохнуться недолго!

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, МАЙ-ЛИНН? — Ойген вопит так громко, что зрители, сидящие в первом ряду, решают от греха подальше подняться повыше.

— Она сказала «подлец», — говорит Марта. Она старается скрыть свое волнение.

Ойген угрожающе смотрит на Марту Рипс.

— Все бабы одинаковые! — кричит он. — Только и знаете, что требовать с мужчин денег, вместо того чтобы гладить им рубашки, как это повелось испокон веков. Мой отец поступал так же, как я с моей женой, и та слушалась, могу вас заверить.

— Похоже, мы затронули больную тему, — ласково говорит Марта. — Серьезная душевная драма в детстве. Ты видел, что с женщиной можно делать все что угодно, раз она безропотно сносит все причуды отца. Я убеждена, в душе ты жалел свою мать и хотел спасти ее, но властный отец не давал тебе такой возможности!

В какой это момент она перешла с ним на «ты»?

Ойген стоит с поникшей головой.

— Подлец, подлец! — кричит Май-Линн, ставя набойки на ботинки.

Глаза Ойгена наполняются слезами. Всхлипывая, он говорит:

— Я пытался показать моей любимой разных животных, потому что не мог доставить эту радость моей маме. Отец запретил. Мама была просто работницей в нашем доме. И вот я зашел в хлев, погладил маленьких козочек, стал с ними разговаривать…

Я украдкой оборачиваюсь назад, опасаясь, что за моей спиной стоит Ганнибал Лектер и шепчет мне на ухо: «Кларисса, вы ведь дадите мне знать, когда наступит молчание ягнят».

Марта берет Ойгена за руку, начинает кружиться с ним в танце и кричит в каком-то экстазе:

— Изгоним злых духов, очистим душу.

Тогда все зрители берутся за руки и начинают кружиться. Если сейчас вдобавок ко всему они станут размахивать включенными зажигалками, то без всяких угрызений совести я смогу сказать, что побывала на концерте Криса де Бурга.

В один прекрасный момент Ойгена уносят на носилках санитары, и радостная Май-Линн скачет вслед за ними. Я даже не заметила, когда она успела оторвать от моей блузки пуговицы и пришить новые другого цвета.

— После всей этой нелегкой истории мы приветствуем человека, который умеет делать нечто совершенно необычное. Итак, встречаем… — я делаю многозначительную паузу, — женщину-шипучку!!!

Дверь открывается, и появляется вторая гостья. Она вприпрыжку спускается по лестнице. Звучит музыка, нагнетающая атмосферу ужаса и страха.

— Это я, женщина-шипучка. Я всегда появляюсь там, где есть кислота. Плохо дело, если вы прыгаете с двадцать восьмого этажа какого-нибудь небоскреба, а потом замечаете, что забыли прихватить парашют. Нет также ничего хорошего в том, что вы идете по красивой лужайке, а навстречу выходит голодный-преголодный дог. Но особенно неприятно, если вы решаете присесть отдохнуть, а потом замечаете, что сидите на раскаленных углях. Но то, что произойдет сейчас, — это самое ужасное, что вам когда-либо приходилось видеть.

Женщина поднимает бутылку:

— Вот здесь — неразбавленная соляная кислота.

Зрители перешептываются, все застыли в напряженном ожидании.

— А теперь посмотрите, что я сделаю с этим пузырьком!

Женщина-шипучка снимает крышку и наносит некоторое количество кислоты себе на голову и руки, а потом преспокойно пьет этот опасный концентрат, как ни в чем не бывало. Тишина в зале. Кислотная женщина ударяет себя в грудь и кричит:

— Все потому, что я женщина-шипучка!

В зале бурные овации и крики: «Браво! Давай на бис!»

Женщина-шипучка подходит ко мне, в бутылке еще где-то половина. Я даже не решаюсь протянуть моей гостье руку, потому что тогда я могу остаться вообще без руки. Обивка кресла начинает под ней шипеть, а через несколько секунд и вовсе исчезает. Мне становится страшно.

Женщину-шипучку зовут Линда Крихер. Она самодовольно смотрит на меня.

— Да, э-э, Линда… То, что мы видели, просто невероятно, — говорю я с восхищением. — Расскажите, как вы обнаружили в себе такой дар. Ведь ваш организм, наверно, устроен как-то по-другому, не как у всех остальных людей. Иначе это было бы просто невозможно, не так ли?

Линда говорит:

— Ну, знаете что, убив своего мужа, я стала думать, как мне избавиться от трупа. Я, конечно, могла бы закопать его, но земля была слишком твердой. И тут я подумала, эврика, ведь есть же соляная кислота.