Коктейль «Две семерки»

Мы сели. Мэтр ушел, прислал официанта. Под убийственным взглядом метранпажа с фигурой Клаудии Кардинале я заказал два жюльена. Официант записал, поставил на стол графин с ледяной водой и исчез. Сорок минут мы в полном одиночестве молча пили эту гребаную воду. Было три часа дня – мертвое время для театральных ресторанов, куда нормальные люди приходят либо за пару часов до спектакля, либо на пару часов после. Через сорок минут, когда я уже был готов повеситься или застрелиться, вдруг распахнулись створки двери на кухню и появился метрдотель. За ним два вальяжных официанта катили высокую, как карета, тележку, инкрустированную серебряными вензелями и французскими гербами. На тележке стояли две огромные тарелки, накрытые высокими серебряными колпаками, круглыми, как каска Бисмарка. Вся эта процессия церемонно подкатила к нашему столику, остановилась, и метрдотель с громким как у циркового церемониймейстера возгласом «Вуаля!» поднял крышки над тарелками, а официанты синхронно переставили эти тарелки на наш стол.

Мы в изумлении уставились на них.

На огромных – величиной с блюдо – тарелках был тоненький слой какого-то белого желе.

– You sure it’s zhulien? [Вы уверены, что это жюльен?] – спросил я у мэтра.

– Absolutely, sir! [Абсолютно, сэр!] – воскликнул он. – Good appetite! [Приятного аппетита!]

Серебряной вилкой я ковырнул эту пленку на тарелке. Метранпаж с фигурой Клаудии Кардинале сделала то же самое. Под пленкой оказались какие-то тонкие ниточки. Мы подцепили их вилкой и осторожно попробовали.

– Похоже, грибы. Но безвкусные, – сказала метранпаж и положила вилку.

– Н-да… Настоящий жюльен – это русский жюльен, – сказал я глубокомысленно, достал стодолларовую купюру и, оставив ее на столе, мы покинули ресторан.

Назавтра в аэропорту Ла Гуардиа я получил билет Нью-Йорк – Лос-Анджелес. Это был воистину голливудский билет – он стоил тысячу двести долларов! Впервые в жизни я летел первым классом, в кожаном кресле, просторном, как у зубного врача, и впервые в жизни за моим плечом практически неотлучно стояла роскошная стюардесса, единственной работой которой было не допускать, чтобы мой бокал опустел.

– Еще коньяк, сэр? Еще шампанское? Еще джин с тоником? Еще ростбиф? Еще мороженое?

Через два часа она добилась своего – я уснул, а она отправилась отдыхать. Я проснулся при посадке в Лос-Анджелесе и почувствовал себя свежим, бодрым и готовым немедленно завоевать Голливуд и всех голливудских звезд от Мадонны до Джессики Лэнг. Не зря же я отложил встречу с Геллером на две недели, которые провел в «Берлиц-скул» – лучшей, как сказано в их рекламе, школе иностранных языков, где каждый день я занимался английским с индивидуальным учителем, готовившим меня к общению с интеллектуальными сливками Голливуда – продюсерами, режиссерами, актерами. Каждый урок стоил мне пятьдесят долларов – даже теперь это деньги, а тогда это были очень большие деньги!

И вот после двухнедельного курса я прилетел в L. A. В аэропорту меня встретил пожилой джентльмен в прекрасном черном костюме и с табличкой «Mr. Topol». Я пожал ему руку и душевно, по-русски обнял, как Брежнев Картера. Он хотел взять у меня чемодан, но я не отдал, а понес его сам. Он подвел меня к черному лимузину двадцатиметровой длины и открыл заднюю дверцу. Но в Советском Союзе, где нет эксплуатации человека человеком и все люди братья, я не привык садиться на заднее сиденье даже в такси. Поэтому я сказал на своем «высоком» английском:

– Forget it! Забудь об этом! Я поеду рядом с тобой, нам есть о чем поговорить, не так ли?

Я сел на переднее сиденье, мы покатили в Голливуд, и по дороге я продолжил:

– О’кей, у тебя есть какие-нибудь идеи насчет режиссера-постановщика? А на главные роли? Я бы хотел, чтобы главную роль играл Джек Николсон…

– Сэр, – сказал он. – Я не продюсер, я шофер «Лимузин-сервиса».

Я заткнулся. Оказывается, за пятьсот долларов в «Берлиц-скул» не купишь знание американской жизни и даже за сто долларов не получишь тут настоящий жюльен.

Но это не охладило моего пыла завоевать Голливуд. Лимузин привез меня в пятизвездочный «Шератон», через полчаса за мной примчалась роскошная секретарша продюсера Геллера и в открытой машине привезла на студию «Юниверсал». Проезжая ворота студии, знаменитые по голливудским фильмам, я сказал себе: «Ага! Сбылась мечта идиота!» Потом хипповый, в джинсовом костюме Барри Геллер пересадил меня в свой спортивный «Мерседес» и повез в голливудский ресторан для кинозвезд. Короче – жизнь закрутилась, как в роскошных голливудских фильмах.

В короткой паузе я позвонил своему давнему московскому другу Яше Бронштейну, который одно время тоже жил в Москве без прописки и даже фиктивно женился ради нее, но потом уехал из СССР. Живя в США, он присылал мне и другим своим московским друзьям редкие в СССР альбомы Дали, Шагала и прочих западных художников, чтобы мы сдавали их в букинистические магазины, а деньги передавали его старенькой маме на Большую Грузинскую. И вот, наконец, после шести лет разлуки мы встретились!