Коктейль под названием «муж»

– Прислуга должна знать свое место! – Красиво скрестив ножки, она сидела в холле салона и давала по телефону последние наставления нервничавшей Маше. – Сразу объясни ей, что у няньки в вашем доме только обязанности, права пусть она в профсоюзах качает. Ты платишь деньги, а она за эти деньги, если потребуется, споет, спляшет и по потолку побежит. Наемная рабочая сила – это не добровольная помощница на общественных началах, а подчиненная. Сразу расставь все точки над «i», чтобы боялась, уважала и не вякала. Прислуга – она и в Африке прислуга.

– Мам, – не выдержала Маша. – Где ты набралась этой старорежимной философии? Какая, елки-палки, прислуга? Я не барыня, а она не крепостная. Я хочу, чтобы с человеком, который будет рядом с моим ребенком, у меня сложились дружеские отношения. Дру-жес-ки-е!

– Друзья имеют обыкновение предавать, – глубокомысленно изрекла мама, следя взглядом за крепким мужчиной в светло-зеленой униформе.

Он тоже посмотрел на Диану Аркадьевну и заученно улыбнулся.

– А что, у вас новый массажист? – Мадам Кузнецова налегла на стойку приема, едва не выронив трубку.

– Какой массажист? – опешила Маша. – Нет у нас никакого массажиста. У нас сейчас няня будет.

– Да отстань ты со своей ерундой, – мама еще раз оценивающе оглядела мужчину. – Хочешь – дружи, хоть целуйся со своей нянькой. Ты будешь лобызать ее, она – твоего ребенка, ребенок – мужа. Или наоборот: ты – ее, она – мужа, муж – ребенка… Все, мне некогда.

– Ага. Спасибо за консультацию, – опешила Маша.

– Девушка, а перезапишите меня к этому новенькому, – Диана Аркадьевна захлопнула крышку мобильного телефона. – Мне кажется – он делает массаж более профессионально.

Вероника оказалась почти на голову выше и значительно крупнее Маши. Сразу бросалось в глаза, что мешковатая одежда ей абсолютно не идет.

– Здравствуйте, – няня замялась в дверях, и стало ясно, что волнуется она не меньше хозяйки. Руки тряслись, голос дрожал, а сама Вероника суетилась, как школьница, в портфеле которой был спрятан дневник с жирной двойкой. Она отводила глаза, торопливо переобуваясь и одновременно вываливая анкетные данные.

– Справки у меня все есть, из поликлиники, не липовые, вы не подумайте чего, – наконец сбавила темп повествования пришедшая и добавила: – Мне бы руки помыть.

– Пожалуйста, – так же скованно и нервно Маша показала ванную, мимолетно пожалев, что не успела выделить для няни полотенце. Теперь вытрется их или вообще – детским. Надо будет вечером не забыть поменять…

– Можно мне с малышом познакомиться? – Вероника смотрела сверху, все еще отчаянно робея и кося в сторону. – Или вы хотите еще что-нибудь обо мне узнать?

– А вы не хотите спросить у меня про ребенка? – с вызовом поинтересовалась Маша. Она вдруг разозлилась на себя за смущение и неуверенность. В конце концов, мама права: эта девица будет на нее работать, так вот пусть она и трясется.

– Конечно, конечно, – покладисто закивала Вероника. – Но сначала надо выяснить, примет ли он меня. У детей очень хрупкая психика. Если я вдруг не понравлюсь, то вам придется искать другого специалиста.

– Ужас, – искренне брякнула Маша. – Вы уж постарайтесь понравиться. Он у нас мужчина лояльный. Я больше этих поисков не выдержу.

Вероника неловко улыбнулась:

– Я постараюсь.

Никите няня понравилась сразу и безоговорочно. Лишь только она пошла к манежу, держа в руках зайца и спрашивая тонким смешным голоском «А кто это тут такой спрятался? Уж не серый ли волк?», будущий подопечный завалился на спину, заливисто хохоча.

– Ну, вы тут общайтесь пока, – неуверенно дернула плечами Маша. Острый укол ревности заставил ее торопливо покинуть комнату. Она и не ожидала, что улыбка сына, адресованная постороннему человеку, может так болезненно отозваться где-то внутри.

Весь день Маша чувствовала себя лишней. Вероника, ознакомившись с содержимым Никиткиной полки и списком разрешенных продуктов, перестала задавать вопросы.

Оказалось, что при наличии в доме няни занять себя совершенно нечем. С трудом дождавшись, пока Вероника уйдет с ребенком гулять, Маша бросилась звонить подругам.

– Это же замечательно, – порадовалась за нее Алина. – Ну и что, что ревнуешь? Главное, чтобы Нику было хорошо. Ему же хорошо?

– Хорошо, – вынужденно признала Маша. – Гогочет и на руки к ней лезет. Представляешь, ей двадцать три, а выглядит на тридцатник.

– Супер. Мечта, – Аля зашуршала бумагами. – Ты когда сможешь выйти на работу?

– Не знаю. Как-то страшно их вдвоем оставлять.

– Ну, ты даешь, – хихикнула подруга. – Зачем ты ее взяла, если собираешься третьей там сидеть и стеречь? Давай не копайся, как божья коровка в ромашках. Место-то уплыть может.

– Ладно, ладно, – испугалась Маша. – Давай завтра тогда.

Страх огромным холодным пауком вцепился в затылок и медленно пополз по спине. И ребенка оставлять одного было страшно, и выходить в чужой враждебный коллектив – тоже.

Гусева была более категорична.

– Первое впечатление – самое правильное. Если она тебе чем-то не понравилась – ищи другую.