Коктейль со Смертью

— Теперь мне придется сидеть ночью и писать доклад о викингах заново, — сказала она погасшим голосом. Я представила, как она и Эрик вместе пишут доклад. Час ночи. Два. Три. Потом пара часов сна. В половине седьмого ей нужно разбудить Арвида, заставить его умыться и одеться и отправить в школу.

Эйра, которая все это время молчала, произнесла:

— Я понимаю, что вы чувствуете, хотя и не могу выразить это словами.

Я подумала, что ее детство в финских лесах тоже было не из легких. В воздухе словно запахло свежей древесиной. Видимо, слова Эйры помогли Биргитте, потому что она благодарно сжала ее руку и присела на стул перед Арвидом. Мартин вышел из комнаты, мы с Эйрой последовали за ним. То, что собиралась сказать сыну Биргитта, не предназначалось для наших ушей.

Мы пришли в кухню, и хотя есть больше никому не хотелось, Мартин поставил на плиту чайник. Я истолковала это как приглашение остаться и посидеть еще немного.

— Совсем забыл спросить, как у тебя с Томом, — спросил он, не оборачиваясь.

Я поняла, что ему не хочется обсуждать то, что натворил Арвид.

Поскольку я еще не успела рассказать ему про Аннетт, да и Биргитта ничего не знала, я вкратце рассказала о нашем с Томом ужине в ресторане и о том, как потом увидела беременную Аннетт в трамвае. «Она выглядит так, словно со дня на день родит», — добавила я. О Смерти я не упоминала. Мартин и Эйра внимательно слушали меня. Может быть, им было легче оттого, что не только у них проблемы в личной жизни.

— У некоторых мужчин все чувства и мысли сосредоточены в одном месте, и это место уж точно не голова, — заметила Эйра, сделав глоток чая.

Мартин сел напротив меня и взял мои руки в свои.

— Эрика, мне чертовски жаль, — сказал он, и я знала, что он говорит искренне. От его сочувствия и безусловной поддержки Эйры мне даже стало немного легче. — Это совсем не похоже на Тома. Знаю, мы очень с ним разные, но я уважал его. И нам всегда было о чем поговорить. Он обожал тебя, Эрика, я тебе это уже говорил. Меня не покидало ощущение, что вы созданы друг для друга. И тут это… Измена… и ее последствия. Не понимаю, как Бог мог допустить такое.

— А ты… Как бы ты поступил на месте Тома?

Смерть Габриэллы, инцидент с Арвидом и мой разрыв с Томом сблизили нас с Мартином, и мы могли говорить откровенно. Незачем притворяться, будто все хорошо, когда мы оба понимаем: это не так.

Мартин помолчал.

— Я никогда не изменял жене, — сказал он наконец, — если ты называешь изменой сексуальный акт со всеми его составляющими: от аперитива перед едой до коньяка к кофе. Но для меня измена — это не только секс. Газеты сегодня азартно спорят: считать поцелуй изменой или нет. Я не об этом. Мысли — вот к чему следует относиться серьезно. Ведь в мыслях мы абсолютно свободны и можем делать все, что угодно. И тут я ничего не могу обещать. Красивые женщины на улице невольно притягивают взгляд. Иногда трудно отвести взгляд от слишком глубокого декольте. Но самое страшное: порой меня посещает мысль о том, что я хочу просто исчезнуть. Выйти за дверь, чтобы никогда больше не вернуться. Это желание бывает настолько сильным, словно стоишь на краю бездны, и тебя туда тянет. И ты готов сделать последний шаг, хотя знаешь, что тебя ждет смерть. Это будет пострашнее измены — просто исчезнуть, оставив жену с больным ребенком. Я стыжусь этих мыслей. Но они меня не оставляют. И я не боюсь признаться себе в этом. Может быть, только поэтому каждый вечер и возвращаюсь домой.

Эйра слушала, открыв рот. Не решаясь спросить ее, изменяла ли она мужу, я размышляла над признанием Мартина.

— Ты говоришь, что хотел бы исчезнуть… но скажи… такой вопрос я осмелилась бы задать только близкому другу. Порой ты… жалеешь, что твой младший сын вообще появился на свет?

Мартин долго не отвечал, и я уже пожалела, что спросила. Но в конце конов он повернулся ко мне.

— Многие сочли бы твой вопрос циничным и объяснили его тем, что у тебя нет собственных детей. Но я хорошо знаю тебя. И понимаю, что ты имеешь в виду. И я… — Мартин умолк, потом сбивчиво продолжил: — Есть вещи, которые нельзя забыть. Можно простить, попытаться понять. Но забыть — нет. Во всяком случае, я не могу это сделать. Если бы мог, наверное, все сложилось бы по-другому.

Биргитта вошла в кухню. Она услышала его последнюю фразу.

— Трудно забыть, что ты еще жива, Эрика. Ты должна это осознавать. Ты ведь стояла лицом к лицу со Смертью, пусть даже это был ряженый. И это тебе Мартин поручил придумать рекламу генетических анализов, а ведь это все равно что рекламировать смерть. Я тут подумала… может, тебе стоит отыскать этого безумца и пригласить его сняться в рекламе?

Биргитта явно хотела вернуться к тому, что мы обсуждали до того, как нас прервали дети. Я поняла, что не должна упускать подходящий момент.