Кол Будды

Проснулся я с первыми лучами солнца. Целую минуту, глядя на его окоченевшее тело, я вспоминал, где нахожусь, и как дошел до такой жизни. Но вспомнил лишь как съел две банки тушенки, и то благодаря красным жестянкам, лежавшим в ногах, и еще то, что обещал сжечь хозяина палатки.

Ты знаешь, я, наверное, не сделал бы этого, не сделал бы точно, если бы не было до мерзости в душе холодно, и не хотелось понежиться у костерка. Знаешь, до сих пор помню, как он сгорел... Как ворох хорошо просушенного сена. Он так быстро сгорел, что дым его ушел во вселенную единым клубом... Как душа.

Потом я подкрепился тем, что оставалось в суме монаха, взял пару сувенирчиков (монах их специально на камушек рядом со своим будущим трупом положил) - кольцо золотое, правда, тонюсенькое, через месяц я его потерял, а жаль, наверняка оно особое было, сорок с чем-то юаней, и еще что-то буддистское, ленточки какие-то и деревяшки - и пошел в сторону Союза Советских Социалистических Республик. Прошел метров сто, и вспомнил, что сувенирчики-то взял, а главный сувенир на месте происшествия оставил. Постоял, постоял в раздумье и решил вернуться, хотя и опасно это было пограничники с обеих сторон могли проснуться и озадачиться, что это за тип в приграничной полосе ошивается.

В общем, вернулся я, взял кол, потом дошел до границы, на давно не паханом каэспэ - контрольно-следовая полоса так сокращенно называется оставил записку, чтобы зря отечественные стражи границы не волновались, и направился к себе в лагерь. Там на меня начальник отряда зло и вымученно посмотрел - это потому, что всю ночь поломавшимся представлял, потом обнял с радости и к поварихе отвел. Повариха плотно накормила, и я, образцы и пробы выгрузив, поперся в плановый маршрут на одну горушку, высотой чуть-чуть выше пяти тысяч метров. И так целый месяц на нее ходил, пока замерзать при минус восемнадцати не начали...

Смирнов задумался, вспоминая молодость. Затуманившийся его взгляд несколько минут блуждал по прошлому, затем приклеился к пустому графину и стал грустным. Олег смотрел на него пристально, смотрел как на человека, который не подозревает, что он лох и, следовательно, лох вдвойне.

- Ну и что было дальше с этим колом? - спросил он, что-то для себя решив.

- Слушай, мне идти надо, - озабоченно посмотрел Смирнов. - Да и место это надоело. Давай, перебазируемся куда-нибудь, где море видно и девушки в бикини?

- Нет проблем, - поджал губы Олег. - На приморском бульваре есть одна кафешка, я люблю в ней вечером посидеть, особенно если настроение хорошее.

19.

Столик, за который они сели, стоял у самой балюстрады, и море плескалось рядом. Было жарко - солнце добросовестно отрабатывало отгулы, предоставленные ему непогодой, властвовавшей в последние дни. Смирнова тянуло в воду, но Олег смотрел как человек, ждущий оплаченную музыку.

- Слушай, я тебе уже столько наговорил, может, и ты что-нибудь о себе расскажешь? Откуда ты родом, чем занимаешься? - обратился к нему Смирнов, решив потянуть время.

- Живу, вернее, базируюсь, недалеко отсюда, в Кисловодске, - ответил Олег неохотно. - У меня там большой дом. А занимаюсь делом. То одно проверну, то другое...

- А здесь что делаешь?

- Да так, пустяки, - отвел глаза. - Подвернулся в Краснодаре один парень, лет двадцать пять ему, фарфоровой посудой занимается. Я предложил ему открыть здесь выставку-продажу с представительством всех заводов России, он подумал и отвалил на раскрутку бабок...

- И все так просто? Ты почесал в голове, увидел красивый фарфоровый чайник, потом молодого парня с пухлым кошельком, взял его под руку и получил в личное пользование миллион?

- А что тут такого? Ты знаешь, сколько в России людей, которые не знают, куда девать деньги? Надо только подъехать к ним на "Мерседесе", толково поговорить и все будет в ажуре.

- Да, "Мерседес" - это вещь... - согласился Смирнов. - Если я с "Мерседеса" мог говорить, то сидел бы в Федеральном собрании.

- Вряд ли. "Мерседес" не главное. Главное - хотеть. Хотеть денег и власти, которые они дают.

- Ты прав, - вздохнул Евгений Евгеньевич. - С чем, с чем, а с хотением денег и власти у меня большие проблемы, если не сказать полная и безоговорочная импотенция.

Олег критически обозрел дешевые джинсы Смирнова с пузырями на коленях, его сторублевую майку и сторублевые же часы.

- Они ходят секунда в секунду, - сказал тот, равнодушно посмотрев на "Роллекс" и тысячедолларовые туфли собеседника.

- Мои тоже... - улыбнулся "новый русский".

Смирнов засмеялся - он любил хорошую шутку - и спросил:

- Ну и как у тебя дела с посудой обстоят? Что-то мне сомнительно, что хорошо. Столько ее кругом продается, и вдруг еще одна лавка?

- Лавок много, ты прав, - усмехнулся Олег. - И посуды много, и она разная...

- Понимаю. Левая, что ли, посуда?

- Правой сейчас мало...