Кол Будды

- Слушай, мужик, ты хочешь, чтобы твоей жене отрезали ноги, а потом и все остальное? Думаю, что не хочешь. Так вот, ты ей ничего про этот разговор не скажешь, а когда приедешь домой, то достанешь свой жмотский кошелек и отведешь ее к самому лучшему врачу, специалисту по венам. Понял, мужик или по буквам повторить?

Мужчина смотрел со страхом, губы его заметно подрагивали. Достав бумажник, он вынул триста долларов и протянул провидцу.

Тот не взял. Евгений Евгеньевич не любил, когда откупаются от горя.

- Все, дорогой, поезд ушел, - пренебрежительно махнул он рукой. - Лучше купи ей что-нибудь. Или вообще отдай бумажник.

Когда они вернулись, мужчина отдал жене бумажник, глядя на нее испуганно-преданным взглядом. Та изумленно заулыбалась. Вторая пара во все глаза смотрела то на Смирнова, то на них. Старшина, подойдя незаметно, драматизировал ситуацию до предела:

- Он позавчера нагадал одной гражданке из Тамбова, что разбогатеет себе на голову, так что вы думаете? Она вчера в Анапе за полчаса сто тыщ в рулетку выиграла, лежит теперь с инфарктом... Потом, уже здесь, в Утрише, за сотню всего, сказал корешу моему домой из ресторана на маршрутке ехать, не на своей машине, но тот, вот дурак! не послушался, теперь в реанимации на гирьках висит и одну глюкозу через вену кушает...

25.

Со второй женщиной Евгений Евгеньевич разобрался быстро. Накатившая эйфория и сто долларов, полученные от ее мужа, говорили за него. Отправив вполне удовлетворенных клиентов к дельфинам, он разменял деньги и отдал старшине семьсот рублей. Оперативно явившаяся цыганка получила триста. Спрятав деньги, оба они просили Смирнова остаться хотя бы на недельку старшина даже пообещал люкс в ближайшем пансионате, - но тот отказался. Все, что он хотел - это отойти от Утриша километров на пять, зажечь костер в укромном месте, испечь в золе ершей с окунями и пить вино, глядя на море и дружелюбные в тот день облака.

Но все или почти все вышло по-другому.

Он жал руку старшине, когда к ним подошла женщина лет тридцати. За плечами у нее был новенький рюкзак.

- А мне вы не погадаете? - спросила она бархатным голосом. И улыбнулась так открыто, так женственно, что у старшины, привыкшего к ефрейторским замашкам супруги (майорской, кстати дочери), отпала челюсть.

Евгений Евгеньевич реагировал аналогично. Милое лицо, льняные волосы, завораживающий пупок с малюсеньким золотым колечком под короткой синей кофточкой, короткие шорты, стройные, белые еще ноги в легких кроссовках, белые носочки с красной каймой и, главное, глаза - согревающие, добрые и чуть ироничные - это была его женщина. Он уже встречался с ней, да-да, конечно же, именно с ней, или с точно такой же, как она, встречался в студенческие годы, но тогда ничего не вышло, и не по их вине.

- Вас зовут Наташа, - сказал он голосом, сделавшимся непослушным.

- Да... - удивление округлило невероятно синие глаза женщины. Она стала чудо как хороша.

- Вы родились в Душанбе и учились в университете на филологическом факультете...

- Ой! Откуда вы знаете!? Это же невозможно!

- Он знает все! - отрезал старшина невозмутимо. - Вчера он нагадал одной женщине из Волгограда, что она отравится, а сегодня она утонула. Сам ее в морг сопровождал. Редкостная красавица была, муж так убивался - в мертвецкой даже трупы плакали.

- В самом деле!? - испуганно посмотрела Наташа.

- В самом. А что касается вас, гражданка, то перед гаданием заплатить надо, а то он наврет.

- А сколько?

Цыганка объяснила - она уже все знала, - и ушла, не желая мешать коллеге. Женщина сняла рюкзак, достала из косметички пятьсот рублей, благоговейно глядя, протянула Смирнову. Тот взял, сунул в карман, посмотрел на старшину, стоявшего как у кассы в получку, вручил ему сто рублей из первого гонорара и отправил прочь мановением руки. Спустя минуту гаданье было в разгаре - по крайней мере, так казалось со стороны. Началось оно следующей мыслью-наблюдением:

- Господи, какая ножка! И стопа, наверное, розовая, как у ребенка.

Стопа была розовой, как у ребенка. Ноготки тоже были розовыми. Пальчики вызывали в душе сладостные чувства.

Завороженный Евгений Евгеньевич не мог ни о чем думать. Он едва сдерживал руки, сдерживал, чтобы не погладить нежную упругую голень, он покусывал губы, чтобы они не кинулись к ножке в страстном желании хотя бы на мгновение прикоснуться к ней.

Стопа была гладенькой. Линии говорили, что принадлежат ласковой кошечке.

- Ну что, что вы видите? - встревожено спросила Наташа.

Подняв глаза, Смирнов увидел -женщине ей приятны его благоговейные прикосновения.

- Вы ласковая кошечка. Пока. Сейчас вы не принадлежите себе, вас гонят обстоятельства, но очень скоро вы станете полновластной хозяйкой жизни. И не только своей.

- Это я знаю, - в голосе женщины послышалось разочарование. - А сколько я проживу, и столько у меня будет детей?

У Смирнова появился повод вновь заняться ножкой женщины.