Кол Будды

– Да просто получилось. Она сидела, как ты сидишь, я держала ее немощную руку в своей и читала заговор от смертельных болезней. И когда я сказала: "Как солнцу и месяцу помехи нет, так и моему заговору помехи не будет", на кухоньке моей что-то с грохотом упало, и тут же дождь прекратился, и появилось яркое солнце. И знаешь, солнце появилось не только на небе и в окне, но и на ее лице. Вчера она ко мне заходила с богатыми подарками и сказала, что врачи удивлены быстрым отступлением болезни и не знают, как его объяснить. А я могу объяснить, это очень просто – ее чудом было то, что на кухне в ее час упал дуршлаг, в котором я перед ее приходом продувала макароны, – я его, торопясь, плохо повесила, – и то, что погода в этом году меняется, как твое настроение.

– Это все хорошо, – скептически скривился Олег, – но чудо оно тем и чудо, что не с каждым случается.

– С каждым, сынок, с каждым, – ясно улыбнулась гадалка. – Я же тебе говорила, что у каждого свое чудо. Просто некоторые его не замечают, а чудо интерес любит.

– Ну ладно, бог с ним, с чудом. Ты скажи прямо, буду я жив через месяц?

– Не скажу, сынок, не скажу.

– Почему?

– Потому что если я прознаю все в точности, и тебе поведаю, то ты что-нибудь не так поймешь и сделаешь, и получится, что я соврала.

Олег задумался, в его лице проступило что-то детское, и гадалка жалостливо вздохнула:

– Чувствую, сынок, здорово тебя вороги обложили. Сильны, они изворотливы, и удача с ними…

– Так, значит, всё, конец… – почернел Олег

– Нет, не все, – неопределенно глянула женщина. – Я чувствую, появиться в твоем сердце что-то такое, что тебе сейчас не хватает. Сильно не хватает. Очень скоро увидишь ты ниточку, можешь увидеть, и она приведет тебя туда, куда ты хочешь, к особенной жизни приведет, особенной и чудесной. Поезд, в котором ты мчишься, замрет как приколотая бабочка, ты выскочишь из него, выскочишь и окажешься в окружающем мире серединкой. Окажешься и станешь думать, долго думать, и все вокруг уйдет за пелену радостной мысли. Жди, сыночек, свое чудо, жди, и оно непременно придет.

Направляясь к гадалке, Олег намеревался дать ей сто долларов, но дал пятьдесят. И то на всякий случай, чтобы не околдовала.

7.

В двух километрах севернее Бетты случился казус.

В середине дня, в самую жару, ему захотелось чаю. Не обнаружив в береговых скалах родничков, он, донельзя замотанный десятикилометровым переходом, поперся вверх по первой попавшейся щели в расчете набрать воды в ближайшем пансионате. Далеко идти не пришлось – на его счастье в лесочке, примыкавшем к обрыву, обнаружился небольшой бетонный резервуар, полный питьевой воды. Найдя полутора литровую бутылку от "Пепси-колы", Смирнов наполнил ее из краника, питавшего емкость, и спустился к морю. Спустя несколько минут он сидел у костра и нетерпеливо ждал, пока закипит вода в кастрюльке.

Она никак не закипала.

Сухой плавник, щедро добавленный в огонь, сгорел без толку.

– Градусов восемьдесят есть – достаточно, – решил он, сыпля чай. – На Памире она кипит при семидесяти.

Вода, приняв в себя заварку, забурлила и… осталась прозрачной.

– Черт знает что! Что за дрянь я набрал?! – чертыхнулся Смирнов, хлебнул из бутылки и… опрометью помчался к морю.

Оказалось, что из краника в резервуар бежала не вода, а крепкий раствор хлорной извести. Или хлорная вода…

Однако все обошлось. Похрустев известью, образовавшейся в результате реакции раствора со слюной (или хлорной воды с зубами), он напился морской воды, а потом портвейна. На следующее утро немного поболели почки, да пару дней было противно во рту. Противно было и на душе. Из-за собственной глупости.

Километрах в восьми севернее Криницы он остановился.

Он не смог не остановится – в узкой щели, завершавшейся трехметровым водопадом, и в которую можно было подняться лишь с помощью изжеванного прибоем каната десятиметровой длины, была баня с бассейном.

Она представляла собой капитальную печь-каменку, окруженную на совесть сбитым дощатым каркасом; его облекала хорошо сохранившаяся целлофановая пленка. В бане было все – крепкая скамейка, большое цинковое ведро для нагрева воды, две шайки из половинок пластиковых канистр, березовый веник, ковшик для поддачи, даже туалетное мыло. Над бассейном, представлявшим собой очищенное от наносов естественное углубление в скальном ложе ручья, протягивался врез; на нем в профессиональном нетерпении томились топчаны для отдыха.

Щель была небольшой, всего лишь с тремя неширокими площадками под двухместные палатки. Смирнов расположился поближе к морю, на той из них, которая, укрывшись двумя обожженными пожаром соснами, висела над самым обрывом, устроился, понаблюдал природу, чувствовавшую себя приподнято, и пожалел, что продуктов у него всего лишь на день.