Кола

На шлюпках гребли во всю мочь к кораблю. А коляне дошли до отмели и там скучились, опираясь о ружья, стояли, смотрели десанту вслед. Они остались у себя дома. Нет домов, и совсем уничтожен город, но они по-прежнему у себя дома. Смолькову же дом отца никогда не увидеть больше. И отчаяние всколыхнулось так, что дыхание перехватило. Рванул с силой ворот рубахи, задрал тощую бороденку. Никогда не увидеть...

Шлюпки подгребали к кораблю уже близко. Жердяи сейчас вернутся. Как же жемчуг от них спасти? Матросы снова пушки передвигают, нацеливают опять на Колу. Будут, значит, последнее поджигать, что осталось. Да, теперь в прошлом все. И не надо душу свою терзать. Поберечь, пожалеть себя следует. Не потеряно ничего, не брошено. Пощупал пояс. От жердяев надо только его сберечь. К офицерам сейчас же пойти, сказать: в Коле нынче не все сгорело. Шхуны, лодьи, карбасы, шняки увели коляне спасать на Мурман. Пусть на корабле знают: все припрятано в становище Лица. Офицеры должны оценить такую преданность и жердяев при случае урезонить.

90

Бомбы и ядра бухают за спиною у Шешелова, невдалеке, жгут и ломают последние в верхней слободке домишки, дворы, заборы. Пальба беспрерывная с корабля, и никак не хватает духу пересилить себя, встать и выглянуть из укрытия. Шешелов втягивает голову в плечи и вжимается весь в песчаный уступ берега Колы. Если бы не усталость адская, он пожалуй бы пересилил себя и встал. Ему так надо выглянуть, посмотреть на корабль, на Монастырский остров.

Когда корабль стал уходить в залив и будто не вспомнил о снятых знаках, подумалось о десанте на Монастырский остров. Там поищут слабое место, там. И Шешелов вместе с отрядом Бруннера обогнули горящий город под самой Соловаракой, вышли на берег Колы почти к бывшей крепости. Корабль шел уже по заливу, словно нащупывая фарватер, и Шешелов торопил отряд Бруннера с переправой: благо сыскалось несколько целых шняк. Тогда, наверно, даже на корабле не знали, что будут сюда стрелять. Заботы были все о десанте. И Шешелов угадать старался: куда он пойдет? На остров? А если на шлюпках вернется опять к Туломе? И с Бруннером не пошел, при себе оставил Максима из караулки на случай, если придется позвать пушкаревский отряд с Туломы, сам стал наблюдать с берега.

Бруннер прекрасно шешеловские наказы исполнил. На острове он не дал десанту опомниться после шлюпок, залечь, навязать перестрелку колянам, вызвать на помощь пушки. Бруннер сразу повел свой отряд в атаку. Ах, как славно коляне встали, дружно как поднялись в штыки! Не зря учения прошли, присяга.

Шешелов видел с берега Колы все. Десант опрокинулся только от вида идущих в штыки колян. Не пришлось Пушкарева с Туломы звать. И в душе себя похвалил: вовремя он о десанте подумал, вовремя.

А корабль поднял свой сбежавший десант на борт и стал сразу сюда стрелять. Наверное, прежде слободка им была не видна, туломский берег ее закрывал. А теперь всю бесславную ярость пушек англичане обрушили на старенькие домишки. Шешелов вместе с Максимом спрятались за уступ, под берег, и там прижались.

Бомбы и ядра летели над ними с режущим тугим свистом. Однако чутье солдата подсказывало: сюда могут попасть только шальные.

И, вжимаясь в песок, Шешелов ждал удобного момента, чтобы выглянуть, посмотреть. Он тревожился об отряде на острове. Десантники все же стреляли при отступлении. А на остров ушли отцы и сыны семейств, промышленники-кормильцы.

Хоть бы там обошлось без жертв, господи!

Первый залп вчера поутру в щепки разнес редут. Контузило инвалидного, добровольников двух ушибло. Из соседних окопов туда побежали глянуть. Собирались не хоронясь. Шешелов в ярость пришел от такой сердобольности. Хорошо, что корабль пока в дыму. И сам тоже к редуту заторопился, не сдерживал гнева: все, какие слова знал солдатские, без стеснения высказал Бруннеру, Пушкареву, унтерам.

Потом, как и все, больше суток провел он в окопах. Пригодились солдатская выучка, опыт прошлой войны. Он следил за палубой корабля, видел в зрительную трубу, когда пушки передвигали, говорил, куда лучше колян отвести в окопах. Очень жаждущим было это его стремление – сохранить живыми колян. Он тогда сразу понял: город обречен. Но исход баталии будут не бомбы и ядра решать – десант. И смотрел, как держали себя коляне. Они тоже растили в душе непокорство навязываемой судьбе.

И чем пушки старательней били, жгли, тем решительнее становились коляне: выжить, встретить десант, не пустить англичан на берег. Рукопашной все с нетерпением ждали.

А пушки, все больше ожесточаясь, жгли и рушили. Канонаде, казалось, конца не будет.

Максим теперь тоже вжимается в стенку берега. Воспаленные от бессонницы глаза слезятся, лицо в копоти. Максим кашляет и рукою размазывает по щекам грязь. Встретив взгляд Шешелова, он с досадой говорит:

– Когда же кончится у него порох? Вторые сутки идут.

А Шешелов времени и не помнил. Сколько они тут лежат с Максимом? Час? Три? Шешелов отдышался после тяжелой пробежки вокруг горящего города, но сил, казалось, теперь совсем у него нет.