Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940-1945

Днем 14 апреля я передал британцам все 1400 единиц личных вещей пленных, хранившихся у нас: среди них золотой портсигар, отразивший пулю в кармане бригадира Дэвиса, еще до того, как он попал к нам с Балкан, авторучки, английские банкноты. Мне предложили письменное подтверждение их получения, но я отказался. С меня достаточно бумаги и чернил!

Каждый из нас в немецком личном составе, как перспективный военнопленный, собрал свой багаж. Багаж в этом случае значил только то, что человек мог унести с собой в маленьком чемоданчике, на который имел право, — какими невинными мы были!

Все, что теперь оставалось, — это официально передать замок британцам. Ради проформы мы расставили часовых и, сложив в одно помещение все оружие и боеприпасы, заперли их на замок.

Полковник Тод, генерал Дэвис и подполковник Дьюк (из армии США) вошли в комендатуру для сдачи лагеря. Французы в этом участия не принимали, что сделало все еще проще, поскольку нам пришлось переводить только один раз, на этот раз с языка другой стороны на наш собственный. Документ о сдаче подписали, а вместе с ним и гарантию неприкосновенности личного состава. Британцы подвели под прошлым черту — черту, прерываемую двумя исключениями, которые предполагалось рассмотреть позже (или не рассматривать вообще — как сложится): а) перестрелка в британских помещениях весной 1943 года по случаю швейцарского визита; б) Prominente, если они пострадали или погибли после их отправки из замка несколько ночей назад.

В Шутценхаусе 500 французских офицеров приняли командование одновременно с отбытием их караульных.

В Кольдице располагался еще один лагерь — концентрационный лагерь для венгерских евреев, в помещении завода по производству фарфора. Они находились в ведении подразделения СС, с которым мы в замке практически не имели никаких контактов, за исключением визита от их офицера, когда он прибыл.

На следующий день было воскресенье. Светило солнце. Повсюду ощущалось дыхание весны. Во всей Европе в воздухе витала надежда — война должна скоро закончиться. Для воскресенья все было очень тихо. Интересно, думал я, что было не так — ну конечно, молчали колокола церквей. И все же сегодня, из всех воскресений, причин молить о защите Всемогущего было больше, чем когда-либо. Природа расцветала, но мужчины и женщины укрылись, ломая голову над тем, кто умрет и чей дом будет уничтожен еще до наступления ночи.

Уже с рассвета у передних окон и в союзнических и в немецких зданиях замка столпились зрители. Отсюда открывался великолепный вид на город и лес в двух милях от нас на вершине склона, поднимающегося от реки. Вся местность была открыта и слегка холмиста. Деревня Хонбах лежала между Кольдицем и лесом. Несколько глубоких проселочных дорог вели от города и деревни и бежали по ландшафту во всех направлениях, кое-где окаймленные кустиками или низенькими деревцами. В общем, кроме этих дорожек да впадин в почве, на всем пространстве между городом и лесом на горизонте, оставалось очень мало мест для укрытия.

Вверх по течению от города река бежала между утесами около шестидесяти футов в высоту. Там, на другом берегу, стоял каолиновый завод. Тут же расставили и несколько пулеметных постов. Местный крайслейтер со своим ополчением расположился в долине Хайнбах на этом берегу реки с тремя 3-дюймовыми орудиями.

Немногим позже десяти утра из леса к западу появилось пять американских танков и двинулось на Хонбах. Они обстреляли пару домов. Один танк двинулся вперед и скоро скрылся из нашего поля зрения в южном направлении. Внезапно в нашу гауптвахту у главных ворот угодил снаряд. Замок представлял собой хорошую мишень, отчетливо вырисовываясь на фоне неба и возвышаясь над всеми окружающими его зданиями и местности. Американец навел свои орудия и двинулся вдоль замка. Бум! — снаряд попал в окно командующего авиакрылом Бадера на четвертом этаже блока старших офицеров, выходившее на немецкий двор. Пока никто не убит. Комната была пуста.

Следующий снаряд задел северо-западный угол замка, прогрохотав над пагодой и сквозь ветки деревьев. За ним последовала пара высоких — один не долетел, другой перелетел. Теперь-то уж он нас достанет!

Поскольку нижние стены замка были непробиваемы для 2-дюймовых снарядов, следующей в действие пошла 6-дюймовая гаубица. Все мы, заключенные (а были ли они по-прежнему заключенными?) и немцы, спустились с верхних этажей. Прерывистый огонь из гаубицы продолжался все утро. У моста снаружи замка убили одного из наших унтер-офицеров. Два снаряда попали в здание комендатуры, но на этом разрушения окончились.