Колдовская любовь

— А разве вы ее получаете? А как же стаж? Вы же в конторе совсем мало работали.

— В конторе мало, это правда. Но я в городе работала, так что со стажем у меня все в порядке, не волнуйся.

Я покраснела и, не удержавшись, пробормотала, что бабы по деревне болтали, будто муж у нее был богатый и она при нем не работала.

— Муж тут совсем ни при чем, — разъяснила она спокойно. — А работать я начала рано, вот года и набежали. Я без дела сидеть не люблю. А ты наших баб поменьше слушай, они тебе еще и не то наплетут. Им кажется, что в городе чуть ли не одни миллионеры живут и не работают, непонятно только, как миллионы наживают.

После обеда я рискнула выйти прогуляться и как-то незаметно отшагала по тропинке с километр. Возвращаться не хотелось, но и вперед было боязно идти, а ну как Тимофей меня откуда-нибудь увидит и подумает, что я из-за него пришла? Вдруг мимо меня пропылила ярко-красная машина. Я решила еще немножко, ну совсем чуть-чуть пройти вперед, а к самой ферме ни за что не подходить.

Людей видно не было, но какие-то звуки витали в воздухе, и любопытство погнало меня вперед. Прошла я мимо небольшого загона, где щипали траву три небольшие лошадки с необычными гривами, может быть, пони? Стали видны настежь открытые ворота конюшни, но и возле них никого не было. Повертев головой, я увидела, что небольшая кучка людей толпится возле какой-то изгороди. Первым я узнала Мишку Хорька. Он сидел на верхней перекладине изгороди и куда-то пристально таращился. Мои робкие шаги он услышал, кивнул мне и отвернулся вновь. Рядом с ним стояла женщина в белом платье. Чем-то сильно возбужденная, она топталась в траве, пачкая свои изящные босоножки и даже не замечая этого. Спутник женщины выронил пиджак, уцепившись двумя руками за жердину, и так сопел, словно воздушный шар надувал носом.

— Ща он еще и не такой фортель выкинет, любо-дорого посмотреть будет! — прогудел сбоку, из-за приезжих не сразу мною замеченный Марюткин.

В большом загоне оказалась всего одна лошадь. Она сильно металась из конца в конец, то резко шарахаясь, то вставая на дыбы, и все это она проделывала для того, чтобы сбросить с себя всадника, но тот как бы даже не замечал ее усилий, сидел как влитой, словно сам был частью этой лошади. Всадник, обнаженный до пояса и сильно загорелый, хорошо смотрелся на рыжеватой лошади. Это было удивительно красиво, и я залюбовалась. Теперь я уже не удивлялась, что приезжие с таким упоением смотрят представление. И посмотреть было на кого, мужик показывал чудеса ловкости, можно было подумать, что он родился в седле. Интересно бы знать, кто это такой? Наверняка не из нашей деревни. А где же Тимофей? Я разозлилась на него, потому что все-таки пришла сюда, а его и след простыл!

Тут лошадь выкинула трюк. В самый разгар бешеного галопа она вдруг осела на передние ноги, всадник вылетел из седла, под единодушный вопль, вырвавшийся из всех глоток разом, пролетел над головой коня, в каком-то немыслимом движении извернулся в воздухе и встал на ноги, ни дать ни взять заправский циркач. Приезжая женщина зааплодировала так, что у нее наверняка потом болели ладони. Ее мужик крикнул «Браво!», а я прижала руку к сильно бьющемуся сердцу. В моем положении вредно волноваться, а я только что пережила двойной шок: сначала сильно испугалась за жизнь незнакомого наездника, а потом узнала в этом ловкаче собственного мужа, пусть и бывшего. И как это я его со спины не признала? Хуже всего, что он меня тоже заметил, бросил поводья присмиревшей лошади подошедшему к нему Мишке и направился прямиком ко мне, невзирая на призывы кокетливой дамочки.

— Привет. Как ты? — бросил он мне.

Пахло от него собственным потом и лошадиным, да и навозцем тоже припахивало, но сейчас мне почему-то эта убийственная смесь показалась почти приятной. Я застеснялась.

— Ничего, потихоньку, — хрипло скорее прошептала, чем выговорила я и развернулась уходить. Резкий разворот тела натянул на мне просторный сарафан, предательски обрисовал округлившийся живот, который Тимофей моментально заметил. Он сильно побледнел, и глаза у него сузились.

— Дрянь! Какая же ты дрянь! — выговорил он негромко, но отчетливо.

— Во! Я ж говорю, тебя поздравить можно! — невпопад возгласил подсунувшийся к нам Марюткин.

Как ни странно, но на месте я не умерла, зато как дошла до дому, совершенно не помню. Федосья не растерялась, сразу принялась растирать мне руки, натерла чем-то пахучим виски, потом подала кружку с каким-то из своих снадобий. Варево горько пахло, и я стала отпихивать ее руку, но она молча и ловко влила в меня содержимое кружки.

— Ну что ты, что ты, — уговаривала она меня. — Разве можно так расстраиваться? Подумай о своем ребенке, каково ему там сейчас?