Колдовская магия

— Я подумал, что, когда она вылечит брата, может быть, привести ее посмотреть лошадей…

Фабел нетерпеливо покачал головой:

— Жизнь твоего брата в руках Фаллы, и не следует злить ее языческой магией. Если Госпожа решит, что мы в нее не верим, она заберет Танто с собой наверняка, но твой отец не хочет ничего слышать. Мы должны остановить его, парень, но он не станет разговаривать со мной. Однако ты попробуй. — Он с надеждой посмотрел на Саро.

Однако юноша покачал головой:

— Меня он тоже не послушает. Но все равно, мне надо поговорить с этой женщиной.

Суеверие не суеверие, но он не станет спокойно смотреть, как лошади умирают, если болезнь можно вылечить.

Фабел выглядел сбитым с толку.

— О, я так не думаю, парень. Кажется, она в состоянии только визжать и свистеть. Сомневаюсь, что эта бродяжка понимает хоть слово по-истрийски. Тебе, может быть, удастся выгнать ее из каюты, прежде чем она сотворит злодеяние над нашим бедным Танто…

Но Саро уже ушел.

В каюте Танто было душно, как в печке, да еще надышали три человека, топтавшиеся в помещении, где едва помещалась одна койка.

Фавио Винго из угла с отчаянием смотрел, как кочевница у кровати накладывает руки на воспаленное тело его сына и медленно качает головой.

— Плохая рана, — заговорила она по-истрийски с жутким акцентом. — Нож, сделавший… шру… халом.

— Говори на истрийском, женщина, или по крайней мере на Древнем языке, ты, невежественная старая карга!

Фавио схватился за голову и принялся мерить каюту шагами.

— Ты! Можешь! Вылечить! Моего сына?! — кричал он, выделяя каждое слово, будто для глухого ребенка. — Можешь! Сделать! Что-нибудь! С его раной?!

— Нет, нет… — Кочевница быстро замотала головой, в испуге замахав руками. — Халом эалладана… сильная магия… очень древний. Эалладана халом, райена фестри.

Фавио нахмурился:

— Я не понимаю.

Саро, под влиянием минутного побуждения, природу которого сам не понял, сделал шаг вперед.

Оказавшись в каюте, не зная, что делать дальше, он сложил руки вместе и вежливо поклонился целительнице, по обычаю кочевников, как раньше Гайе, но на этот раз без ошибки.

— Райееш, мина конани.

Брови целительницы взлетели вверх, как на крыльях жаворонка. Она радостно улыбнулась и выдала нескончаемый поток бессмыслицы:

— Фелира инни стримани ээшь аани, истриани мина. Кааш фирана периана тиино, тиино бретриани каланишь исти — сар ан долани фер ана фестри. Райена фестри: ер исти фестриани, сер-ти?

Саро очумело замахал на нее руками.

— Нет, нет, — быстро проговорил он на Древнем языке, — я не понимаю, что ты…

Но женщина вовсе не собиралась останавливаться.

— Сер-ти манниани мина? Бретриани тиино ферин фестри мивхти, мортри пурини, эн сианна сар хина фестриана. Райена фестри эн алдри бестин ан плаканеа донани. Конуту-ти кестри йашни ферин саринни?

Саро положил ладонь на руку целительницы, чтобы прервать поток слов, и тут же его переполнил ужас, испытываемый женщиной при виде раны, которая никогда не залечится, которую просто нельзя залечить… потому что лезвие, которое ее причинило, выплавлено при помощи древней магии — эалладана халом, райена фестри, — возвратившейся магии самой земли, злобной для тех, кто творит зло, — и лезвие четко знало: Танто совершил зло, убил невинного, и поэтому рана будет гнить и воспаляться, и никогда не заживет, пока брат не искупит свою вину, и не получит прощение того, кто поразил его.

Коннуту-ти кестри йашни ферин саринни?

Знал ли он нож, которым нанесли рану?

Откуда? Но Саро мучили подозрения: нож, который… она, прекрасная эйранка… дала ему и который исчез в ночь Собрания, чтобы более не появляться. Но юноша помнил, как лезвие дрожало в его ладони, помнил и те магические волны, которые он списывал на счет своих чувств к его создательнице, чем на действительную их природу.

Саро верил теперь в магию, о да, он верил. Не он ли не мог скрыться от нее ни днем, ни ночью?

С расширившимися глазами юноша повернулся к отцу:

— Кажется, она говорит, что рана брата воспалилась, потому что нож посчитал его злодеем…

Это звучало нелепо даже для его собственного уха, а уж Фавио Винго выглядел так, будто сейчас взорвется от подобного предположения. Но Саро продолжал настойчиво:

— Мне кажется, клинок, который нанес рану, был тем самым, что выковала эйранка… — Он не смог заставить себя произнести ее имя. — Она подарила его мне на Ярмарке, когда мы с Танто рассматривали оружие. Должно быть, потом Танто взял его без спросу…

Саро умолк, потому как что-то здесь прозвучало не так: он не подумал о предшествующих событиях.

Фавио просиял: