Отец Рагны, Фалл Херинсон, убежденный пьяница, прогулял все свое наследство и навряд ли создаст какие-либо проблемы, однако и предложить сможет мало чего, кроме невинности своей дочери. А последнее давно утеряно — она вот уже несколько лет приходится любовницей королю…
Вран с надеждой осмотрел собравшихся лордов. Штормовой Путь был хмур, как всегда. Король знал, что он все еще лелеял надежды по поводу собственной дочери, двадцатитрехлетней мужиковатой девчонки, к несчастью, унаследовавшей квадратную челюсть и лохматые брови отца. Но у Врана не хватало смелости сказать Штормовому Пути, что скорее женится на своем призовом жеребце, чем ляжет в постель с дочерью старика.
Были и другие лорды, соревновавшиеся друг с другом за теплое местечко, и он прекрасно понимал это. Например, его кузен, Эрол Вардсон, желающий заполучить наследника королевской крови. Советник его покойного отца, Керил Сандсон, слишком любящий комфорт. Да и куча других, готовых предоставить ему своих прелестных, горящих желанием дочерей с приданым в обмен на кое-какие преимущества при дворе.
Опасная это игра — политический брак. Опасная, и к тому же скучная: все женщины — по крайней мере те, что еще не побывали в его постели, — напоминали кормящих свиноматок, а их родственники мужского пола — роющих землю кабанов, ждущих удобного момента, чтобы сбросить его с трона.
— Нет, господин, — твердо сказал Южный Глаз. — Нам надо наполнить казну. Если вам так не терпится, переспите с ней, но жениться — нет.
Вран вздохнул. Предстоит тяжелая работа. И делу вовсе не помогает тот факт, что истрийские женщины все закутаны в ткань и совершенно невозможно определить, толстые они или стройные, целомудренные или страстные. Ему нравились, однако, их губы, накрашенные до неприличия: всплеск цвета посреди строгих одежд. Неужели истрийцы не догадывались, как провоцирует эта деталь, какие сладострастные мысли порождает?
Он сомневался, что догадывались: большинство южных зануд интересовались только делами и своей мрачной религией, а не простыми удовольствиями земной жизни. Их женщины, наверное, могли бы свыкнуться со вкусами северян: немного резвого веселья — вместо болезненного, претензионного внимания их вялых мужей. Вран еще не спал с южанками. Наверное, жениться на одной из них стоит только для того, чтобы испытать новые ощущения…
— Мой господин…
За дверью послышался грохот.
Король поднял голову и обнаружил в дверном проеме двух молодых людей. Один, высокий, с соломенными волосами, поддерживал второго, стройного, с длинной темно-каштановой расплетенной гривой, правая нога которого, хотя и замотанная тряпками, промокла от крови.
Южный Глаз тут же вскочил с места:
— Турил! О Сур, что случилось, парень?!
— Царапина от истрийской булавки, па, просто царапина, — ответил раненый мальчишка, слабо улыбнувшись, и тотчас упал в обморок.
— Истрийцы… пьяные… в квартале кочевников, — пояснил блондин, глотая воздух. — Драка, — без надобности добавил он.
Ярл подхватил сына на руки. Вран, обрадованный возможностью сделать хоть что-то, уже выскочил за дверь, вызывая целителя с королевского корабля.
Оставшиеся лорды обменялись встревоженными взглядами. Невероятно, но именно Яйцо Форстсон, а не суеверный Штормовой Путь, припомнил древнюю поговорку:
— Кровь, пролитая в Ярмарку, прольется вновь. Одна жизнь ушла — появилась вражда, больше жизней ушло, и у нас уже война.
Аран Арансон, сидя в уединении в затемненной части палатки клана Камнепада, поздно ночью слушал ровное дыхание своих родственников. Потом он вытащил из-под рубахи карту, приобретенную утром, и начал вертеть ее так и эдак, рассматривая со всех сторон в неровном мерцании свечи.
Наконец он заключил, что это самая прекрасная работа на свете. Восторг Арана вызывала не просто необычная палитра красок — фиолетовых и голубых для океанских глубин, зеленых для обозначения побережий и алых для суши, — но еще и изумительная точность букв и линий, нарисованных художником. Почерк такой мелкий, почти неразличимый, особенно для неискушенного в чтении; но каждый мельчайший штрих на береговой полосе обещал тайную пристань, каждая волнистая линия — выступающий риф. Но соблазнительнее всего ему казались неясные обозначения в верхней части карты, потому что там, отмеченный пунктиром (что наталкивало на мысль о корабельной качке), посреди океана с единственным словом «лед», постоянно повторяющимся на белых просторах, лежал приз — Святилище, остров золота.
Почти бессознательно пальцы Арана прошлись по куску желтого металла, оттягивавшего кошелек на бедре.
Несмотря на поздний час, в квартале кочевников все еще оставалось немало гуляк.
Казалось, именно здесь собирается весь ищущий развлечений народ, потому что остальная часть Ярмарки дышала тишиной и покоем.
Тайхо Ишиан принял очень важное решение. Он поставит все на единственный шанс в одном безрассудном порыве, и если выиграет то, чего взалкала душа, остальной мир пусть катится в пропасть…