– И вовсе она не страшная. Разве что чуточку.
– Наверное, дело в рассказчике, – тихо заметил Стейнер.
– Что ещё она говорила? – Глаза сестры сияли любопытством.
– Только, что в городе имперские солдаты, и завтра состоится Испытание.
Хьелльрунн резко выпрямилась и уткнулась взглядом в кружку.
– Ненавижу это, – выдавила она.
– И я, – вздохнул Стейнер.
Девушка вспомнила, как проходила Испытания и как потели ладони, а живот скручивало тугим узлом. Она вспомнила свой страх, что Синод найдёт в ней драконью скверну и навсегда разлучит с домом.
– Это в последний раз, – пообещал Стейнер. – Всё будет хорошо, Хьелль.
Она молчала, пытаясь побороть дрожь.
– Двадцать лет в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, – успокаивал брат. – До сих пор всё проходило хорошо, и в этом году ничего не изменится.
– Надеюсь, ты прав, – ответила Хьелль, кривя губы в тревоге.
– Хьелль, может, отчего-то… Ты сомневаешься, что пройдёшь Испытание в этом году? Если хочешь что-то сказать…
– Нечего говорить! – Она вскочила, сердито протопала к лестнице и поднялась наверх, ни разу не оглянувшись.
– Спокойной ночи, – пожелал Стейнер вдогонку, хотя вряд ли стоит ожидать спокойствия.
3
Стейнер
«Имперские ученые полагают, что появление колдовства никак не связано с прежними драконьими мастерами, но для Святейшего Синода это – вопрос веры. Мы знаем: проклятие сработало дважды – когда пепел и дым заволокли небеса, в детях проснулась невиданная сила. Иных объяснений непостижимому нет».
Стейнер стоял на крыльце и наблюдал, как с неба падают серые хлопья, помалу укрывая крыши и дорогу. Снег ложился на притолоки и подоконники и окутывал сонный городок вялым безмолвием. Циндерфел всегда был промозглым и ветреным местом, но сегодня царила тишина.
– Если так и дальше пойдёт, скоро всё засыплет, – прошептала Хьелльрунн.
Кутая плечи в платок, она вышла на крыльцо вслед за братом. Изо рта у неё вырывались облачка морозного пара, и Стейнеру вдруг вспомнилась история о драконах, которую вчера рассказывала Ромола.
– Вот бы Зоркие о нас забыли, – добавила Хьелль.
– Сомневаюсь. – Юноша вымученно улыбнулся. – Разве что заболеют и вернутся домой.
Он понимал чувства сестры – сам шесть раз проходил Испытание и теперь радовался, что для него всё закончилось. Каждый раз он боялся: вдруг в нём всё-таки мелькнёт отблеск колдовства, и Синод навсегда разлучит его с домом.
– Вчера ты как будто сомневалась, что пройдёшь Испытание. Может быть, ты… – Стейнер замешкался, подыскивая слова.
– Заклинаю ветра и обращаю людей в огонь? – закончила Хьелльрунн.
– Я бы заметил, – с улыбкой возразил брат.
Хьелль не ответила. Вместо этого она молча отвернулась, наблюдая за падающим снегом.
– У меня ведь никого больше нет – только ты да отец. Что со мной станет, если тебя заберут? И что станет с отцом?
– Никто меня не заберёт, – возмутилась Хьелльрунн.
Она не смотрела в глаза брату, а созерцала горизонт.
– Проводи сестру до школы, – крикнул Марек из кухни, как будто Стейнера просить нужно.
– Хорошо.
– И обратно дождись.
От юноши не укрылась настороженность в отцовском голосе.
На сегодня уроки отменили. Не будет и учителей. В такое время мысли только об одном.
– Пора идти, – позвал Стейнер, приобняв сестру за плечи.
– Обождите, – велел Марек. Слова звучали мягко, будто падающие с неба снежинки. Он вынул из кармана брошь и с грустной улыбкой шагнул к дочери. – Её носила твоя мать. Теперь она твоя.
Хьелльрунн моргнула, но тут же изменилась в лице, когда увидела брошь – по виду кузнечный молот. Вряд ли молодые девушки мечтают о чугунных украшениях.
– Надень сегодня. – Марек отогнул край шали и прикрепил брошь на кофту. – Если станет страшно на Испытании, подумай о матери.
– Но… Я её не помню, – прошептала Хьелльрунн, – совсем
Её худое лицо исказилось болью утраты, а в уголках глаз блеснули слёзы. Стейнер не разделял страданий сестры, его терзала обида на женщину, которая дала ему жизнь и сбежала неизвестно куда.
– Она любила тебя, – заверил отец. – Не падай духом.
Марек проводил детей и закрыл дверь. Их ждала долгая дорога под серым мелким снегом.
– А у тебя такая есть? – поинтересовалась Хьелльрунн, когда они отошли на пару улиц.
Стейнер с радостью ухватился за вопрос, чтобы хоть как-то отвлечься. А то голова гудела от тревоги, словно кузница в разгар работы, и это крайне утомляло.
– Нет, – ответил он, взглянув на брошь. – Как по мне, так размер маловат. Таким молотом много не накуёшь.