Колдовские чары

Константин не отказался от чарки «зелена вина», оказавшегося и крепким и вкусным необыкновенно. Однако он сам себе сказал: «Посижу здесь с часок, а потом, пока не развезло, нужно поскорей отчаливать. Не думаю, что боярин настолько уж испугался строгости Годунова, живущего от него за тысячу верст. Правитель высоко и далеко, а вот Бутырин в своей вотчине — и царь, и бог. Не было бы с его стороны подвоха…»

Ведь едва мигни барин своим холопам, суетящимся сейчас вокруг меня, как гость будет не только высечен нещадно, но и убит — стоит только хозяину это приказать.

— Ну, боярин, а теперь расскажи ты мне, если пожелаешь, откуда ты правишь путь и как же ты осмелился так высоко вознесясь над Божьим миром, сидя с самим правителем Руси, ехать по долам и лесам безо всякой свиты, сам-один. Или не страшно?

— Не страшно, — подцепляя икру белужью ложкой, сразу ответил Константин. — С оружием, которое я с собой вожу, мне и десять человек не страшны, если нападут. Именно свое оружие я и везу в Москву. Известно мне, что в следующем году татары в полтораста тысяч на столицу нападут. Так будет чем Москву Годунову оборонить. Без меня он не управится никак.

— А как же звать-величать тебя? — спросил Бутырин, заискивающе глядя в Костины глаза.

— Константин Иваныч я, из рода Росиных, — не без важности ответил Костя. — С боярином Шуйским задружился я в свое время. Да и не только с ним…

— Да… — неопределенно протянул Бутырин. — Только Борис-то Феодорович Годунов дружка вашего не сильно жаловал — толкуют, был удавлен он в монастыре по приказу Годунова.

— Хочешь сказать, боярин, что и мне Годунов не будет другом? — понял Константин, к чему клонит Бутырин. — Напрасно думаешь. Правитель уж извещен о моем приезде, ждет не дождется, когда я ему свое оружие представлю.

— Ну, как бьет твой пистолет, я видел. А вот пищаль хорошо ли стреляет? — спросил Бутырин.

Константин осмотрелся. Помня, какое впечатление произвел он давеча на коменданта-шведа, очень желал вновь испытать удовольствие, посмотрев, как восхитятся люди, увидев в действии его винтовку.

Он встал на ноги, взял с ковра винтовку. Хотел вначале шишку сбить, что висела на самой макушке ели, но вдруг над самой поляной увидел замершего в полете ястреба.

Константин поднял ствол, прижимая к плечу приклад, сам себе сказал: «Боже, помоги не промахнуться!» На мушку ястреба поймал, отвел ствол на два ястребиных «корпуса» вперед, по направлению к полету птицы, нажал на спуск.

Выстрел, как видно, всех оглушил — холопы в ушах поковырялись. Но ястреб, затрепыхавшись в воздухе, камнем упал прямо на поляну.

— Принести добычу! — проревел Бутырин, и все холопы бросились исполнять приказ владыки, даже подрались за право положить к ногам боярина пернатого разбойника. Наконец, самый удачливый холуй со счастливым лицом, разводя руками широкие крылья клювастой птицы, принес и положил на ковер трофей.

— Хороший выстрел! — проговорил боярин, разглядев тело ястреба. — И даже дырки от пули не видать! Что же это за пули?

— Пули особой формы, — важно отвечал Константин. Он, умный человек, уже был под обаянием самого себя, наслаждался впечатлением, произведенным на этого властелина клочка земли, где тот мог творить любые беззакония и пакости, где все ему повиновалось. — Не круглые, а с острым концом, как у наконечника стрелы. Пуля из мушкета птицу бы разорвала на куски, моя же пронзила ее насквозь, так что и дырок не видать.

— А ну-ка, Тришка, принеси мою пищаль сейчас же! — крикнул кому-то боярин. И тотчас, откуда-то со стороны, где у Бутырина, как видно, был сложен весь охотничий снаряд, появился холоп, который с почтением, на вытянутых руках поспешно нес барское оружие. — Вот, Константину Иванычу подай!

Костя принял из рук холопа барское ружье, рассмотрел. Это был в своем роде и для своего времени прекрасный образец охотничьего оружия. Можно сказать, едва ли не первый огнестрел такого рода. Ствол внутри тоже имел нарезы, и пуля в него, должно быть, загонялась туго. Поэтому и выстрел из него должен был оказаться точным, а дальность — тоже весьма неплохой.

Ствол к тому же был испещрен травленым выпуклым рисунком прихотливой формы, ореховый полированный приклад обложен врезанными в дерево фигурными пластинками слоновой кости, и на каждой пластинке имелась черненая изящная гравировка в виде охотничьих сцен, зверей и птиц.

Замок оружия был колесцовым, тоже с вытравленным изящным орнаментом. На замке стояло клеймо цеха парижских мастеров.

— Карабин отменный, — искренне похвалил Костя барское оружие. — Сколько ж ты за него отдал, господин Бутырин?

— И не спрашивайте, — махнул рукой боярин. — Десять холопок продавец оной пищали запросил. Отдал я девок, ибо оружие охотничье люблю. С таким и на войну, если царь позовет, не совестно поехать будет.

Вдруг неожиданно прямо из лесной чащобы, вылез холоп с рогатиной. Он подбежал к ковру, пал ниц перед Бутыриным, не поднимаясь с колен, скороговоркой заговорил, указывая рукой в ту сторону, откуда появился: