Колдовское наваждение

Без всякого страха Джонни прошел вперед и внимательно посмотрел на отца. Потом, подойдя еще ближе, он протянул Эмилю свою игрушку.

— Солдатик, — сообщил мальчик, как будто можно было принять его за что-то другое.

Эмиль, облизнув пересохшие вдруг губы, ответил:

— Да, я вижу. Очень красивый солдатик.

— Ты... — сказал мальчик и указал ручкой на Эмиля.

— О, ты даришь мне этого солдатика?

Джонни покачал головой.

— Нет. Ты тоже солдат.

— Ах, да, да... Я был солдатом, — сухо произнес Эмиль. Что он мог еще сказать двухлетнему малышу?

А Джонни смотрел на него все так же внимательно, как будто проверял что-то.

Эмилю тоже было интересно рассматривать сына. Мальчик рос храбрым и смышленым, как настоящий мужчина, и в этом была заслуга Патриции.

Он был очень похож на Эмиля в детстве — такие же черные волосы и темные блестящие глаза, упрямый подбородок. И в его маленькой фигурке и походке чувствовалось тоже что-то фамильное. Маленький Шэффер, его сын!

Какое-то странное чувство овладело Эмилем. А мальчик тем временем, совсем осмелев, вскарабкался на постель и сел рядом с ним. Он сидел, болтая своими маленькими ножками, и рассматривал с любопытством шрам на щеке у отца. Сердце у Эмиля заныло. Он ожидал, что сын испугается и заплачет, но Джонни очень осторожно дотронулся пальцем до сине-багрового рубца и спросил:

— Что это такое?

— Шрам, — ответил Эмиль. — Несколько острых кусков металла от снаряда угодили мне в лицо и разрезали его.

Джонни нахмурил бровки и спросил:

— Больно?

Эмиль облегченно вздохнул. Его сын не испугался шрама, он интересовался им.

— Сейчас не больно. Было больно, когда все случилось, — произнес Эмиль.

— А ты мой папа? — спросил мальчик, удовлетворив свой интерес по поводу шрама.

— Да, я твой папа, — ответил Эмиль.

Ребенок некоторое время переваривал всю эту информацию молча, а затем спросил:

— Что такое «папа»?

Отец слегка улыбнулся и задумался. Он не привык отвечать на детские вопросы.

— Ну, «папа» — это один из родителей. — Папа — мужчина.

— А кто такой «родитель»? — вновь спросил мальчик.

— Твоя мама — родитель. Мама, такой же самый родитель, как и папа; только мама — женщина, а папа — мужчина.

Джонни восхищенно посмотрел на отца, а Эмиль продолжил:

— Это значит, что ты мой сын. Я женат на твоей маме.

Джонни вдруг улыбнулся и сказал:

— Мама очень красивая.

Глаза Эмиля сразу же потемнели, и он сказал равнодушно:

— Да, она красивая.

Джонни сполз с постели и начал исследовать каюту, а Эмиль с интересом наблюдал за ним. Затем Джонни вернулся к отцу и предложил, чтобы они вдвоем поиграли с солдатиком. Потом мальчик захотел, чтобы Эмиль рассказал ему сказку. Но тот никак не мог вспомнить ни одной сказки из своего детства. Единственной сказкой, которую он вспомнил, была легенда о короле Артуре. Они сидели вдвоем. Эмиль рассказывал, а Джонни слушал. Вскоре Эмиль заметил, что глаза мальчика постепенно начинают закрываться. Еще немного, и, подложив руку отца себе под голову, Джонни крепко заснул. А Эмиль долго наблюдал за спящим ребенком. Он любовался сыном, ему хотелось крепче прижать его к себе и защитить от всех возможных опасностей.

У Эмиля пробуждались отцовские чувства. Он осторожно обнял спящего ребенка, улегся с ним рядом и тоже стал дремать.

Похоже, с помощью Патриции ему удалось вырваться из мрачного пуританского дома отца и сестры, и, может быть, он поправится...

Последней его мыслью перед тем, как он окончательно заснул, была следующая: «Что за чудный у меня сын, Джонни Прентисс Шэффер!»

Часом позже Патриция осторожно открыла дверь каюты и вошла туда. Она увидела мужа и сына мирно спящими, и у нее отлегло от сердца. Эмиль нежно обнимал здоровой рукой Джонни, и лицо его было умиротворенным и спокойным. Разгладились во сне горестные морщины, и в эту минуту он был похож на того красивого и жизнерадостного человека, в которого она влюбилась.

И как был на него похож маленький Джонни!

ГЛАВА 18

При виде такой идиллии у Патриции снова появилась хрупкая надежда на восстановление их отношений.

Если Эмиль полюбит сына, то, возможно, он снова полюбит и ее. По крайней мере, полюбив Джонни, он станет хотя бы лучше к ней относиться. Может быть, чтобы не потерять сына, он постарается сохранить их брак. У нее, если они останутся вместе, появится шанс возродить их любовь.

В таком хорошем настроении она провела остаток этого дня, а на следующий, как только сержант Джексон вышел из каюты прогуляться по палубе, немедленно проскользнула к Эмилю, на этот раз одна.

Он уже не метал, как вчера, негодующих взглядов. Патриция никак не могла придумать, как начать разговор, но Эмиль сделал это сам, и в голосе его не было грубости или сарказма, чего она боялась.

— Мои поздравления, Патриция! Ты отлично воспитываешь сына. Он такой занятный и милый ребенок.

— Спасибо. Рада, что он тебе понравился.

Она успокоилась. Услышать от Эмиля такую редкую похвалу ей было приятно.

А муж продолжал говорить радостные для нее слова:

— Он хорош и сам по себе, но его воспитание — твоя заслуга.

Эмиль лежал, когда вошла Патриция, и ощущал сильное неудобство.