Колдовской апрель

«Так дело не пойдет, – подумала леди Каролина. – Я приехала сюда не хозяйством заниматься. И не стану этого делать».

Она окликнула Костанцу, Костанца поспешила обратно: она была совершенно зачарована тем, как прозвучало из этих уст ее собственное имя.

– Сегодня я распорядилась насчет ланча, – сказала леди Каролина с видом серьезного ангела, который появлялся у нее в моменты раздражения. – Я также отдам распоряжения и насчет ужина, но с завтрашнего дня обращайтесь к другим дамам. Я больше не стану этого делать.

Сама мысль о том, что она будет отдавать распоряжения, показалась ей абсурдной. Дома она никогда не отдавала распоряжений. Никому бы и в голову не пришло ее об этом попросить. Прос-то смешно, что такая до крайности утомительная деятельность свалилась на нее здесь, и только потому, что она, так уж получилось, говорила по-итальянски. Если миссис Фишер отказывается, то пусть распоряжаются оригиналки. Хотя самой природой миссис Фишер предназначена для этой роли. Она выглядела очень компетентной. Она одевалась как хозяйка дома, причесывалась как хозяйка дома.

Она высказала свой ультиматум с резкостью, которая в результате превратилась в ласку, и сопроводила его решительным жестом, который был грациозен и полон доброты, словно благословение, а потому ужасно разозлилась из-за того, что Костанца продолжала стоять, склонив набок голову и глядя на нее с неприкрытым восхищением.

– Ох, подите прочь! – воскликнула по-английски леди Каролина, ибо терпение ее лопнуло.

Сегодня утром у нее в спальне появилась муха, такая же назойливая, как Костанца, всего одна муха, но ведь днем их может налететь сотни, и это так утомительно! Муха твердо решила устроиться у нее на лице, а леди Каролина так же твердо решила этого не допустить. Настойчивость мухи была поистине необъяснимой. Она ее разбудила и больше не давала уснуть. Она попыталась ее прихлопнуть, но муха безо всяких усилий и едва ли не с наглой усмешкой улетела, так что леди Каролина только шлепнула себя. Муха тут же вернулась и с громким жужжанием приземлилась ей на щеку. Она снова попыталась ее прихлопнуть и только отвесила себе оплеуху, поскольку муха снова грациозно упорхнула. Леди Каролина потеряла терпение и села в постели, наблюдая за мухой, чтобы наконец ее убить. Она все лупила и лупила, в ярости и изо всех сил, как будто это был настоящий враг, вознамерившийся свести ее с ума, а муха элегантно вспархивала и даже не злилась в ответ, а только постоянно возвращалась. И каждый раз, невзирая на то, что ее гонят, садилась на лицо леди Каролины. Вот почему она так рано оделась и вышла. Она уже сказала Франческе, чтобы над ее кроватью натянули сетку, потому что не собиралась проходить через это испытание второй раз. Вот и люди – совсем как мухи. Жаль, что сеток, предохраняющих от них, не существует. Она хмурилась, разила их словами, а они нетронутыми ускользали от ее ударов. Они даже хуже, чем мухи, потому что, судя по всему, не понимают, что она пытается их прихлопнуть. К тому же муха может в любой момент взять и улететь навсегда. А единственный способ избавиться от человеческих существ – скрыться самой. Вот почему, так устав от них, она решила уехать на весь апрель, но, оказавшись здесь, столкнувшись с подробностями жизни в Сан-Сальваторе, поняла, что и здесь ей не удастся побыть в одиночестве.

Из Лондона эти подробности не были видны. Оттуда Сан-Сальваторе представлялся восхитительно пустым. Но прошли всего сутки, и она обнаружила, что он вовсе не пустой и что здесь ей придется быть начеку, как всюду и всегда. К ней и так уже прилепилась эта миссис Фишер, она липла к ней весь вчерашний день, и сегодня утром у нее не было покоя, каждые десять минут кто-нибудь вторгался в ее одиночество.

Костанца наконец ушла, потому что ей все-таки надо было заниматься готовкой, но стоило ей уйти, как появился Доменико. Он принялся поливать и подвязывать. Что совершенно естественно, поскольку он все-таки садовник, но почему-то все это надо было делать именно здесь, придвигаясь все ближе и ближе, и поливал он как-то чрезмерно, и подвязывал растения, которые и так стояли навытяжку, как стрелы. Но по крайней мере он был мужчиной и потому раздражал не так сильно, и потому она ответила улыбкой на его улыбчивое утреннее приветствие, и Доменико мгновенно забыл и семью, и жену, и маму, и своих уже взрослых детей, и все свои обязанности, а был готов только целовать ступни юной леди.

Конечно, такого сделать он не мог, увы, но мог говорить за работой, и говорил – пространно, выплескивая на нее массу информации, сопровождая сказанное жестами столь оживленными, что ему пришлось отставить лейку, что отложило завершение полива.

Леди Каролина терпела какое-то время, но потом терпение ее кончилось, и, поскольку он не уходил, а она не могла приказать ему уйти, ведь он выполнял свою работу, снова уходить пришлось ей.