Колдовской час

Пульс прощупывался, но на этом хорошие новости заканчивались. Он был слабым и неровным, и с каждым ударом ее сердца все больше крови заливало землю вокруг нее.

Она истекала кровью.

Я снова выругалась, стянула с себя куртку и прижала ту к ее животу, пытаясь остановить кровотечение, хотя знала, что это бесполезно и не поможет. Не тогда, когда чудовище разорвало ее плоть, как будто хотело порвать на куски.

Я не могла закричать. «Если я это сделаю, чудовище может вернуться. Я могу поднять ее, понести, но куда?» Я была посреди леса; курорт и ферма находились где-то по разные стороны от меня. Даже если я найду место, куда ее отнести, она не переживет этого путешествия.

— Твою мать, — проговорила я и надавила сильнее, и сквозь мои пальца потекла теплая и влажная кровь. Ее было так много.

Вылезли мои клыки, не от жажды, а в ответ на огромное количество крови. Даже мой монстр не интересовался ею, этой смертью, потерей и страданием.

— Давай же, Карли, — сказала я. — Держись. Будь сильной ради Джорджии, ради Коннора. — Но она не собиралась держаться. «Если я что-нибудь не сделаю, то счастливого конца здесь не будет».

Я подняла голову, огляделась, рискнула крикнуть:

— Коннор!

Я прислушалась, надеясь уловить звук лап, ступающих по земле, звук спасения. Но не было ничего, кроме биения моего сердца в ушах, капанья крови на камень. Жизни, утекающей на камень.

Был другой способ. Я знала это только в теории, по этапам, которые мне объясняли мои родители, мои профессора… потому что я — единственный вампир, который никогда их не проходил.

Время, проходившее между ударами ее сердца, увеличивалось, удары становились мягче, уже не пульсация мышц, а трепет. Высвобождение. Больше не было времени ждать спасения. Сейчас ее никто не собирается спасать. А это означало, что мне придется это сделать, хочет она того или нет.

— Прости, — сказала я ей, убирая волосы с ее лица.

И вонзила клыки ей в шею.

Ее кровь была подобна сладкой песне, и я разрывалась между жаждой, потребностью и чувством вины. Но последнее не имело значения; я должна была это сделать, и должна была надеяться, что это сработает.

Принцип действия был прост: укус, распространение компонента, который препятствует свертыванию и вызывает изменение. Откачать человеческую кровь и заменить ее моей, которая будет питать превращение. А потом ждать, пока завершится физическая трансформация — три дня боли и ужаса, пока человеческая биология трансформируется в вампирскую.

Если все выйдет как нужно.

Только Мастера-вампиры — те, кого проверила и признала Мастерами-вампирами ААМ — официально считаются достаточно сильными, чтобы гарантировать успешную трансформацию — а не просто убийство человека. Они также единственные вампиры, которых считают достаточно опытными и мудрыми, чтобы справиться с эмоциональной и психической связью, которая связывает Мастера и созданного им вампира.

Мне двадцать три года, и я едва могу управлять собственной жизнью, не говоря уже о чужой. Но тут уже ничего не поделаешь, как нельзя избежать и риска.

Чудовище забрало жизнь Карли. Здесь, в одиночку в лесу, для нее это был единственный реальный шанс снова жить.

Она еле шевелилась, пока я пила, не приходя в сознание и будучи недостаточно сильной, чтобы сопротивляться. И я подумала, что так будет лучше. Она видела и пережила достаточно ужаса за эту ночь. Не было смысла увеличивать то бремя, которое она уже несла.

Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы напиться, мое тело было голодным и истощенным после сражения. Она была безвольной куклой у меня на руках, кожа прозрачная, щеки впалые, темные полумесяцы теней под глазами.

— Прости, — снова сказала я. Наполненная кровью и силой, не обращая внимания на боль, я вонзила клыки в собственное запястье, и кровь хлынула двумя темными струйками. Я поднесла к ней окровавленное запястье, позволив каплям упасть на ее губы, и стала ждать.

Но она все еще была как камень, алебастровая копия женщины, которую я встретила у Джорджии. Женщины, которая напала на чудовище с палкой, чтобы спасти меня.

— Ну же, Карли, — произнесла я и капнула еще несколько капель на ее губы, контраст между яркой кровью и бледными губами был таким очевидным, таким ужасающим.

Еще с минуту ничего не происходило. Ни движения, ни звука, ни попытки принять кровь, которую я предложила. Меня, подобно одеялу, накрыло отчаяние. Из-за возможности того, что я не спасла ее, а ускорила ее смерть.

А потом ее губы приоткрылись, и она слизнула кровь. Надежда воспарила, и я снова протянула запястье.

Ее глаза распахнулись и уставились на меня. Она впилась пальцами с окровавленными ногтями в мою руку, прижала ее ко рту и начала пить. Ощущение было странным — не плохим, не хорошим — но странным. Мою собственную силу, жизненную силу, брали, использовали, чтобы завершить трансформацию. И буквально всасывали.