Колдовской мир - 3. Полет мести

— Гмм… Вот это… — Остбор небрежным взмахом руки как бы отбросил этот знак, как нечто несущественное. — Не думай об этом, дитя. Всего лишь небольшое пятно на чистом пергаменте. Если рукопись написана четким почерком, это пятно никому не помешает. Говоря о рукописи… Я полагаю, ты принесла мне футляр, потому что прочла на нем мое имя. Я сам его вырезал, — добавил он, гордо поглаживая зарубки, которые заметила Нолар.

Нолар внутренне сжалась.

— Я не умею читать, сэр. Никто не подумал научить меня.

Остбор на время лишился речи.

— Что! Не умеешь читать… Но ты научишься — и читать, и писать. Я тебя научу. Это в сущности совсем просто. Ну, по правде говоря, одним это дается легче, чем другим, но большого ума тут не требуется. А я по твоим глазам вижу, что ум у тебя есть. Садись! Подожди, позволь мне сдвинуть эти записи. Некоторые называют меня Остбор Крыса с Рукописями, но я считаю это совершенно несправедливым. — Выразительными жестами подчеркивая свои слова, Остбор принялся убирать множество свитков и рукописей. — Ну, может не совсем несправедливым. Я действительно собираю разные вещи, в основном, как видишь, рукописи. Из-за своего интереса к родословным. Кто был прапрадедом? Он был местный или нет? Кто на ком женился? Кстати, а ты кто?

Нолар распрямилась: она собирала с пола свитки.

— Меня зовут Нолар, сэр, я из рода Мерони. Вернее, Мерони — это род моей матери.

Остбор одобрительно закивал.

— И очень известный род. Я больше знаком с той его ветвью, которая поселилась у Петеля, но я вообще читал о Мерони. Послушай, мы все еще стоим в холодной комнате, и нам нечего выпить. Пойдем к огню, я буду искать котелок, а ты расскажешь мне о себе. Вчера я его видел, но где же он сейчас?

Он провел Нолар по извилистому коридору в тесную комнату, согретую огнем в очаге. Пространство вокруг грубого каменного очага было удивительно чистым и аккуратно прибранным. Как будто заметив взгляд Нолар, Остбор объяснил:

— Когда дело доходит до рукописей, с огнем нужно быть очень осторожным. Рукописи нужно держать подальше от огня. Некоторые старые ученые в Лормте… я помню одного, который ставил свечи прямо на свитки… Очень небезопасно. Однажды свиток вспыхнул и сгорел. Ужасно!

— А сам ученый не пострадал? — испугалась Нолар.

— Нет, нет, бедняга остался жив, хотя и сжег рукава, когда гасил огонь. Я десятки раз говорил ему, что нужно быть осторожнее. Ты тоже должна остерегаться. Когда имеешь дело с пергаментами, особенно старыми, нужно помнить, что материал почти всегда сухой и очень хрупкий. Достаточно одной искры. Поэтому я так стараюсь, чтобы вокруг очага было чисто, и берегу свечи от сквозняков. Могу утверждать, — добавил он, с торжеством извлекая котелок из-под груды вещей, — для моего дома это большая проблема. Не могу представить себе, как это ветер проникает повсюду. Сейчас наберу воды. Ты, конечно, останешься на ночь. — И прежде чем Нолар успела возразить, что ей нужно вернуться на ферму, Остбор исчез в одном из коридоров.

Это была первая из множества ночей, проведенных здесь. Оглядываясь назад, она видела, что несколько бесценных лет, проведенных с Остбором, были самым счастливым временем в ее жизни. Долгими зимними вечерами тишина прерывалась лишь треском огня в очаге и бормотанием старика, перелистывавшего страницы. Иногда он разрешал Нолар подогреть немного вина. Позже наступили возбуждающие весенние дни, девочка бродила по горным лугам и отыскивала цветы и растения, такие же, как на рисунках старинных рукописей, собранных Остбором. Он говорил, что со временем сам напишет и нарисует собственный каталог растений.

— Видишь ли, тогда люди получат упорядоченные записи и больше не будут полагаться на путаную и ненадежную память мудрых женщин. Конечно, некоторые из них знают очень много, но иногда их сведения ошибочны. А они учат своих помощников, ничего не меняя, и поэтому ошибки не исправляются.

Но больше всего Остбора интересовали генеалогические исследования. Бесконечные часы проводил он, разбирая древние записи, забывая о еде. Часто он сидел так подолгу, что когда вставал, его старые кости скрипели. Он был необыкновенно честен, всегда старался объективно рассмотреть все факты и, насколько возможно, установить истину. На жизнь он зарабатывал тем, что продавал украшенные рисунками свитки, повествующие истории семейств горцев. Жители холмов, сами неграмотные и необразованные, уважали ученость и ценили работу Остборна. А богатые семейства из далеких городов платили ему серебром и золотом за поиски в области их родословных. Заказы на такую работу привозили слуги.