И вот я у цели, но я не осмеливался открыть каменную плиту, хотя меня сильно мучил вопрос, что же я обнаружу там, в комнате. Люди часто используют слово любовь. Они обозначают им как чистые чувства, вроде привязанности, нежности, так и грязные, вроде похоти. Я никогда не пользовался этим словом, так как в жизни не представлялось случая испытать этого чувства. Страх, почтение, трепет — эти чувства были мне более понятны, чем любовь. Я не любил своего отца. В те дни, когда я был рядом с ним, я уважал его и преданно служил. Но всегда между нами стояло то, что я рос вне дома, был по существу изгнан. И хотя он приезжал ко мне, присылал подарки, которые привели бы в восхищение любого мальчишку, в его присутствии я всегда ощущал неловкость и беспокойство. Не знаю, что было тому причиной, то ли мое уродство, то ли то, что он не мог открыто воспротивиться моей матери и признать меня сыном с самого начала. Я понимал, что с детства наши отношения не были такими, какие бывают между отцами и сыновьями. Я долго думал, что в этом моя вина, и поэтому в его присутствии чувствовал себя в какой-то степени морально ущемленным, не в своей тарелке. Мы построили между собой стену и сломать ее так и не смогли. Очень жаль… Сейчас я думал, что лорд Ульрик был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить всем сердцем. И теперь я стоял в темном туннеле возле его покоев и ощущал, что потеря отца опустошила мою душу. Сейчас моя рука лежала на ручке, которая открывала каменную стену, закрытую спинкой огромной отцовской кровати. Я чуть-чуть приоткрыл ее, так как услышал чьи-то голоса и увидел свет лампы. Тут я вспомнил, что плиту увидеть невозможно, и я даже могу обойти вокруг кровати и неожиданно появиться перед изумленными людьми. Они не могут знать о моем присутствии, и у меня появилась возможность узнать все, что здесь происходит. Я проскользнул в комнату и укрылся за балдахином кровати. Это было великолепное укрытие. В балдахине я нашел дырочку, через которую все было видно. В комнате находились четверо. Двое сидели на скамье у стены, один на стуле, а четвертый в кресле, где сидел мой отец, когда мы с ним прощались. Хлимер и Роджер. На стуле расположилась девушка. У меня даже перехватило дыхание. Если забыть, что это лицо девушки — то это копия моего лица! А в кресле — у меня не было ни тени сомнения, что я впервые в жизни увидел леди Тефану. Она была в пепельно-серой одежде вдовы. Отброшенная назад вуаль прикрывала только волосы. Лицо ее было таким молодым, что она казалась старшей сестрой девушки, и старше ее всего на два-три года. Хлимер ничего не унаследовал от нее. Я же походил на нее, так как действительно был ее сыном. Я не испытывал никаких чувств, кроме любопытства, когда смотрел на нее. С самого начала я знал, что у меня нет матери, и примирился с этим. Мы ничем не были с ней связаны, и вот теперь я впервые увидел ее. Она быстро говорила и проделывала такие же быстрые жесты своими красивыми руками с длинными пальцами, на одном из которых сверкал перстень — перстень моего отца. Его имел право надеть только лорд. И это право принадлежало лишь мне.
Они дураки! Но нам-то зачем быть дураками? Когда придут вести, что Керован убит на юге, Лизана станет наследницей, а ее муж — она указала на Роджера, — будет править здесь от ее имени. Хочу вам сказать, что пришельцы предлагают хорошие условия. Им нужен порт, но они не хотят брать его с боем. Нам же война ничего не даст, долго против них нам не устоять. Кому нужны смерть и разрушения? Повторяю, условия очень хорошие. Эта сделка спасет нашу долину.
— Я охотно соглашусь на то, чтобы стать мужем Лизаны, а заодно и правителем Ульмдейла, — проговорил Роджер и чуть погодя добавил — А что касается остального… — он покачал головой. — Это совсем другое дело. Легко заключить договор, но сдержать его гораздо сложнее. Мы можем открыть ворота, а закрыть их потом не удастся. Они отлично знают наши слабости. Мы слабы…
— Слабы? Мы? И это говоришь ты, Роджер? — леди Тефана в упор уставилась на него. — Глупый мальчик, ты забыл, какое Могущество мы унаследовали от нашего рода? Я не уверена, что пришельцы сталкивались с чем-нибудь подобным.
Роджер улыбался той самой едва заметной улыбкой, которая всегда заставляла меня думать, что он очень уверен в себе, как будто владеет каким-то страшным оружием, вроде того, что пришельцы применили против нас.
— Значит, моя дорогая леди, ты хочешь к ним обратиться? Подумай хорошенько, ведь может произойти непредвиденное. Они могут выйти из-под контроля и пойти своим путем. Мы их родственники, но не близкие.
Я заметил, как вспыхнуло ее лицо, и она вытянула в его сторону палец.
— Ты осмеливаешься говорить мне это, Роджер? — голос ее стал пронзительным.