Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира

Мы пересекли широкий крепостной двор и были уже у входа в башню, которой предстояло стать мне новым домом, когда услышали громкий лай. Невесть откуда выскочил большой пегий пес. Мне он показался огромным – губы его растянулись в угрожающем оскале, обнажив страшные клыки. Он уже готов был броситься на меня, но вдруг припал к земле, а рычание его перешло в скулеж. Я плохо разбирался в собаках, видел их только издали, но не сомневался, что такое поведение им не свойственно. Скуля, роняя слюну, пес надолго застыл передо мной. А потом с громким визгом попятился, рыча и щелкая зубами, словно столкнулся со слишком сильным врагом, и, поджав хвост, сбежал.

Я смотрел, онемев от изумления. Что могло так напугать собаку? Может быть, это Пергвин нагнал на нее такой ужас, защищая меня?

Но, повернувшись к спутнику, я увидел на его лице отражение собственного изумления. Он бросил на меня такой странный взгляд, как если бы я у него на глазах обернулся чудовищем. И чуть покачал головой, будто разгонял туман в мыслях.

– Вот так странное дело, – протянул он, кажется не обращаясь ко мне, а размышляя вслух. – Что это стряслось со Шнурком? – Он чуть свел брови, скрывая недоумение за недовольством. – Да, удивительное дело. Ну да ладно, нам бы поспешить, господин. Дело к полудню, а до вечера надо еще подобрать тебе коня…

Обед, принесенный мне Пергвином, оказался много проще того, что подавали у матери: кусок холодного мяса, сыр и хлеб. Но еда была вкусной, и я съел все до крошки. Споласкивая руки в тазу, я уже готов был к уроку верховой езды.

Жизнь моей матери проходила в стенах замка, а если я раз или два выбирался в поля или сад, то всегда в сопровождении ее женщин. Но, научившись сидеть в седле, я смогу повидать большой мир, и, может быть, в будущем году дядя возьмет меня с собой, как теперь Магуса. И я охотно поспешил с Пергвином в конюшню.

Он провел меня вдоль денников. Кони разглядывали меня из-за обрезанных вполовину дверей, удерживавших каждого на своем месте. Они встряхивали головами, фыркали, пронзительно ржали. И опять я удивился, ведь, глядя на всадников во дворе замка, никогда не замечал такого смятения и шума.

Конюхи оглядывались на меня, и кое-кто из них поспешил успокоить лошадей, которые вставали на дыбы и били копытами в деревянные стены, увеличивая суматоху. Тут на плечо мне легла тяжелая рука Пергвина, и он развернул меня обратно к выходу.

– Выйди-ка, господин, – велел он. – Подожди меня снаружи.

Я сказал себе, что не побегу, а выйду чинно, несмотря на окружавший меня туман страха, на частое биение сердца и срывающееся дыхание. И все же я вышел шагом, надеюсь, ничем не выдав испуга тем, кто меня видел.

О торговце Ибикусе и привезенном им поясе из пардуса

Выбранный Пергвином конь меня удивил, хотя я, еще не освоившись с новой жизнью, и не подумал с ним спорить. Когда он вывел из конюшни тихоходную кобылку, спотыкавшуюся под грузом лет, я и тем был доволен. Тогда в моих глазах любая лошадь была чудом.

Кобылка, правда, храпела и раз-другой ударила копытом в землю, но стояла смирно, пока Пергвин учил меня садиться в седло. А вот когда я сел, она вскинула голову и громко фыркнула, так что мой наставник поспешил поймать повод и тихо заговорил с ней, гладя ладонью изгиб толстой шеи, словно понимал причину ее страха.

Лошадь вспотела, мне в ноздри бил едкий запах. Пергвин вывел кобылу за ворота, в загон поодаль, в котором объезжали лошадей. Так началось мое учение, и я жадно ловил каждое слово наставника, потому что на коне чувствовал себя в какой-то мере свободным и надеялся на большее, хотя пока что Пергвин не оставлял меня и одной рукой придерживал поводья понурой кобылы.

Когда Пергвин снова направился к замковым воротам, я огорчился – не хотелось сменять простор на кишащие призраками внутренние переходы. Сразу за воротами он остановил кобылу и, сняв меня с седла, махнул на дверь башни Отроков, велев ждать там, пока он отведет лошадь в конюшню.

Только тогда я заметил зрителей. Во дворе собралась целая толпа конюхов и воинов. Они уступали мне дорогу, не глядя в лицо. Едва добравшись до дверей башни, я уже дрожал, потому что был хотя и мал, но неглуп и заметил, как что-то вдруг отделило меня от людей и животных, – ощутил между нами невидимую преграду. Мысли мои вернулись к странной ночи в святилище Урсиллы. Что она сделала со мной?

Впервые к моему трепету перед Урсиллой и матерью примешалось возмущение. Если это они своим искусством отрезали меня от жизни замка, мне это на пользу не пошло. Я не хотел такого одиночества, пусть даже оно и защитило бы меня от нападок Магуса.

Когда Пергвин подошел к конюшне, зеваки мигом рассеялись, скрылись с глаз, видно не желая показывать своего любопытства. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким. Но голову я держал высоко и открыто смотрел вокруг, словно не видел в их подглядывании ничего особенного. Я давно научился скрывать свои мысли от матери и Урсиллы и теперь решил, что такая же защитная скорлупа понадобится мне здесь.