Колдовской оберег

– Как только я получила эту телеграмму, сразу приехала – как же мне не приехать к родной дочери! За тридевять земель, к черту на рога, а приехала. Как я могла не приехать?! Ехала сюда с пересадкой в Москве. Напрямую до вас рейсов нет. Забились в самый угол страны, и добирайся до вас как хочешь! В Москву каждый день по несколько самолетов туда-сюда мотается, а к вам ни одного. Если бы вы знали, чего мне стоило сюда приехать! Но вы все равно не поймете, поэтому говорить не буду. До Москвы восемь часов летела, еще и вылет задержали, так что все девять вышло; потом в Москве еще два часа в аэропорту промудохалась. И к вам, считай, час лету. Вот и получается, целый день в пути. И всё на нервах, всё без сна. Я же ехала сюда, как на похороны! Знаю я это критическое состояние – у меня троюродная тетка Нелли в нем была, царствие ей небесное! Про тетку я вам уже рассказывала, так что не буду повторяться. Пришла я в больницу, которую с трудом нашла, между прочим, усталая как собака, шутка ли – день в пути и вся на нервах! И что же вы думаете? Мне предъявляют не мою дочь! Нет, вы представляете?! Не мою дочь! Лежит она без сознания, бледная-бледная, почти как мертвая. Я, само собой разумеется, вздохнула с облегчением. Но это же надо так напугать! Я ведь мысленно уже ее похоронила! Если бы вы только знали, каково это, матери похоронить собственную дочь, пусть даже мысленно! Но вы все равно не знаете – у вас детей нет. А врач этот – не врач он вовсе, я вам скажу, а одно название, чурбан неотесанный! Циник бездушный! Так вот, этот чурбан неотесанный, что меня сопровождал, стоит и изгаляется. Вы уверены, спрашивает, что это не ваша дочь? Я чуть его не прибила за такое заявление. Если бы не мое взволнованное состояние, я бы ему устроила, хаму этому трамвайному. Уверена, говорю. Еще бы я была не уверена. Я все-таки мать, и глаза у меня есть. Не она это, говорю, и точка! – Анастасия Михайловна снова некрасиво высморкалась.

– От сердца у меня отлегло. Но где тогда моя дочь, спрашивается? Где?!

– Вы у меня спрашиваете? А вы ей звонили? У вас есть номер телефона дочери?

– Не держите меня за слабоумную! Звонила, конечно. Всегда одно и то же: «Абонент недоступен».

– А что говорят у нее на работе и дома? Она одна живет?

– Одна. Юлька недавно… – Недорез замолчала, что-то прикидывая в уме, – считай, два месяца назад в Питер работать приехала. – У нашей родственницы должна была остановиться. А то где еще? Говорила, что ей на работе жилье предоставляют, только не верю я в эти сказки. Это в наше время жилье еще давали, и то не сразу, а тут, чтобы только приехала, и сразу на тебе, пожалуйста, отдельную квартиру – так не бывает. Ни домой, ни на работу к своей дочке я не ходила, не успела еще. Устала, как собака. У вас такой огромный город, замудохаешься, пока куда-нибудь доберешься.

– То есть у вас пропала дочь, и вы решили обратиться в полицию, чтобы ее найти? – мягко подвела Валя разговор к завершению. Она уже про себя ругалась на Небесова: напустил тумана, сказал, что разговор с матерью Недорез будет интересен. В чем тут он углядел интерес, хотелось бы знать?!

– Наконец-то сообразили! Ну, конечно же! Это ваша работа, вам за нее деньги платят!

– Сожалею, но вы обратились не по адресу. Мы занимаемся расследованием тяжких преступлений, а не поиском людей. Да и вообще, может, ваша дочь никуда не пропадала.

– Да как это не пропадала, если пропала?! И как это у меня не тяжкое преступление, если оно тяжкое?! Вот смотрите: я пока к вам доехала, чуть не померла от беспокойства – это раз, дочь моя пропала – это два, в ее квартире кавардак, словно воры прошлись – это три.

– В какой квартире? – насторожилась Валя.

– В Юлькиной, что в Южно-Сахалинске. Мы с Колей – это мой второй муж, Юле отдельную квартиру справили. Хорошая квартира, в зеленом районе, в новом доме, мы в ней сами ремонт сделали… Когда я эту проклятую телеграмму получила, я к ней на квартиру заехала, медицинскую карту взять на всякий случай. Ну, мало ли там, думала, понадобится. Зашла – у меня ключи были – и на пороге прямо-таки остолбенела. Юлька никогда аккуратностью не отличалась, вечно свои вещи разбрасывала, грязную посуду в раковине накапливала до самого крана, но чтобы вот так… Весь пол был усеян вещами, все из ящиков выволочено, шкафы распахнуты, постель в кровати перевернута – не квартира, а тропа Мамая.

– Вы в местное отделение полиции об этом инциденте сообщили?

– Вы смеетесь?! У меня дочь при смерти, мне к ней ехать надо, а я буду по полициям бегать! Нет, конечно же. Не стала я никуда заявлять, в сумку вещи побросала – и в аэропорт, чтобы к дочери успеть.

– Понятно. Все-таки поисками пропавших людей прокуратура не занимается.

– Издеваетесь? Да зачем я столько ехала в самый зад страны?! Чтобы меня вот так вот с порога за дверь выставили?! – вскипела дама. – А Сашку Леванцеву тогда кто ухайдакал?! Почему она в больнице оказалась, а вызвали телеграммой меня, а не Таньку, мать ее?!