Колдовской оберег

Против того, чтобы принять Недорез сразу, Семирукова возражать не стала – у нее до обеда как раз было свободное время, тем более что ей самой стало любопытно, что это за однофамилица актрисы из Южно-Сахалинска. Может, это ее родственница? Или она как-то связана с недавним делом убийства Плюшева? Вроде бы все выяснили, дело передано в суд, а до суда Леванцеву отпустили из-под стражи.

Вскоре на пороге появилась женщина лет сорока пяти – пятидесяти. Толстый слой косметики и татуаж лица основательно маскировали ее возраст. Крупногабаритная, с безнадежно испорченными химической завивкой, вытравленными до белизны волосами, собранными в высокую «боярскую шапку», в кружевном девичьем платье, со школьной бижутерией и в модных туфлях на высоченных каблуках, женщина смотрелась нелепо. Валя, сама не жалующая высокие каблуки из-за того, что на них быстро устают ноги, подивилась, как на них ходит такая крупная женщина. Она украдкой посмотрела вниз, на ноги женщины, и заметила на них вздутые вены. «Зачем же так над собой измываться? – подумала Валя. – И каблуки мучить – вот-вот сломаются под весом тела».

– Здрасте! – бодро сказала та и прошла в кабинет.

Плюхнувшись на стул возле стола Семируковой, дама стала рыться в расшитой черным бисером сумочке, слишком маленькой для ее больших рук.

– Мне принесли телеграмму. Вот, – извлекла она серый листок бумаги со скупыми казенными строками, сунула его следователю и забарабанила по столу короткими пальцами в перстнях. – Вы видите это?! Нет, вы видите?

– Вижу, – ответила Валя, пробегая глазами по строкам.

«Извещаем вас, что Юлия Алексеевна Недорез находится в критическом состоянии и помещена в центральную клиническую больницу г. Санкт-Петербурга», – прочла она про себя.

– То есть вы, Анастасия Михайловна Недорез, родственница Юлии Недорез?

– Да, да, да… – закивала дама, раскачивая на своей голове «боярскую шапку». – Я ее мама!

– Очень приятно, – зачем-то сказала Валя, соображая, что занесло в их скромную обитель мать кинозвезды. – Вы подозреваете, что ваша дочь попала в больницу не случайно? Кстати, что с ней произошло?

– Во-первых, это не моя дочь. Тьфу ты! То есть Юля, конечно же, моя дочь, но ее в больнице нет. А вместо Юли… – женщина достала платок с кружевами и прижала его к глазам.

– Кто?

– Не она в больнице! – громко высморкалась Анастасия Михайловна. – Когда я получила эту телеграмму, вы даже не представляете, что я пережила!

– Представляю, – посочувствовала Валентина.

– А я говорю, не представляете! Скажите, у вас есть дети?

– Нет, – помотала головой Семирукова. Как же ей надоел этот вопрос и очевидный монолог после ответа на него! В другой раз она не стала бы отвечать на него, но сейчас чувствовала, что лучше не накалять ситуацию. Дамочка взрывная, ее только зацепи – разойдется, не остановишь.

– Вот именно – нет! Были бы у вас дети, и то до конца не представляли бы, каково мне, матери, узнать, что с моим ребенком случилась беда. Думаете, я не знаю, что такое критическое состояние? У меня троюродная тетка, царствие ей небесное, в критическом состоянии лежала. Это только называется так, для отвода глаз. На самом деле оно предсмертное! Врач сразу сказал, что шансов у нее никаких. Так и скончалась, бедняжка. Хорошо, хоть недолго мучилась, через неделю ушла.

Семирукова терпеливо ждала. Есть такой тип людей – им непременно нужно детально изложить все подробности, и прерывать их бесполезно – будет только хуже.