Колдовской цветок

— Емас (хорошо), теперь дальше слушай, торопиться нам не надо, ойка (старик-медведь) где-нибудь лежит. Я тебе скажу, недалеко стоит юрточка шайтана. Эква-пыырс-ойка. Когда я следил шубного отца, был там; у шайтана многа деньги. Мы возьмем с тобой половина и купим у зырян сали. Потом возьмем их Кире пригоним, он будет думать, что божьи олени пришли.

Я одобрил намерение Сабанара.

— Ну, так емас!

— Хорошо, — подтвердил я.

— Тогда пойдем, идти туда надо днем, а то на стрелу напорешься или в болото утянет.

Мы взяли другое направление и скоро достигли лесного болота. Сабанар взял шест и пошел впереди, я, опираясь на ружье, сзади. Почва под ногами колыхалась, как на пружинах, иногда нога тонула и несколько раз даже до колена. Тогда Сабанар протягивал мне шест и вытаскивал меня на буксире. Болото было незаметно и, только пройдя по зыбкому зеленому ковру, можно было догадаться, что путь продолжать далее опасно. Таежные болота коварны. Мы добрались до странной изгороди, напоминающей мостики рыболовов для ловли язей. Довольно толстые стволы сосен были заложены в два ряда на сучья деревьев, образуя переходы, над ними висели такие же стволы, но потоньше. Сабанар залез на мостик и, перебирая руками верхние перекладины, пошел; я балансируя, направился за ним. Мостик выписывал замысловатые зигзаги, видимо, его строитель искал прочные сучья для опоры и совершенно не считался с расстоянием. Мостик, сделав совершенно ненужную петлю, кончился, хотя впереди имелось много деревьев. Сабанар осторожно спустился на землю.

— Теперь тише, — предупредил он.

И мы снова зашагали по зыбкой почве, поминутно останавливаясь и возвращаясь обратно. Мне начинало надоедать рискованное путешествие, а впереди еще лежал обратный путь. На мои бесчисленные вопросы Сабанар упорно отвечал: «Молях» (скоро).

— Ехтас (пришли), — торжественно заявил Сабанар.

Почва сделалась постепенно твердой, мы входили в густую кедровую рощу. Многочисленные тамги[24], стрелы, воткнутые в стволы деревьев, напоминали о священности места.

«Где-нибудь поблизости имеются и настороженные стрелы», — косясь по сторонам, думал я.

Вогулы имеют обыкновение кумирни шайтанов прятать в непроходимые дебри и принимать ряд предосторожностей и, только зная тропинку, и то не без риска, можно пробраться к шайтану. За последние годы участились грабежи шайтанов, кумирни которых иногда хранят большие ценности. Нельзя сказать, чтобы это делали вогулы, народ в высшей степени честный, и общая молва в таких случаях указывает на зырян или русских бродяг.

Лиственничная четырехугольная юрточка, поставленная на четыре столба, была искусно скрыта зеленью и, только подойдя к самой, можно было ее заметить. Вверху виднелась приотворенная маленькая дверь, а выше — на толстых, грубо отесанных косяках дверей висела пара великолепных лосиных рогов.

Сабанар разыскал деревянную лестницу из целого ствола кедра с затесанными ступеньками и начал осторожно подниматься вверх.

— Минэй (иди), — позвал он, высовывая голову из двери.

Как только поравнялся я с дверью, на меня строго взглянули большие глаза шайтана. Безотчетный, суеверный страх холодной струйкой пробежал по всему телу и заставил меня, первое время, не смотреть на истукана.

Грубо отесанный обрубок дерева с большой остроконечной головой, большими оловянными глазами, длинным, приделанным из другого куска дерева носом и прямым непропорциональным ртом — олицетворял собою бога эква-пыырс-ойка. Закутанный в шкурки зверей, в странном треухе, напоминающем наполеоновскую треуголку, и повязанный красным шелковым платком, как от зубной боли, шайтан сидел на подставке, а кругом его валялись глиняные, деревянные и каменные чашки с остатками еды, кренделями и золой. По стенам юрточки на деревянных гвоздях висели связки медных пуговиц военного образца, шкурки бобров, соболей, куниц, росомах и других зверей. Все это имело большую ценность, особенно шкурки бобров, бесследно исчезнувших из этого края, и редко теперь счастливому охотнику где-нибудь в непроходимых дебрях Ямнеля удастся добыть пару шкурок умных зверков.

Я Сабанару посоветовал шайтана вытащить из юрты, так как истлевшие шкурки поднимали пыль.

— Нет, не ладно, — решительно заявил он, — скажут, что мы воровали. Погоди, тонгань (стой).

Он проворно залез за пазуху к шайтану и выволок шелковый платок с завязанными углами.

— Ищи, — бросил он мне.

Сабанар вытаскивал платки, кошельки из кожи или просто истлевшие шкурки, в них были завернуты деньги, большей частью серебряные, медные, редко попадались и золотые. Я развертывал и складывал деньги в чашку.

— Теперь будет, — решил Сабанар. Он собрал опорожненные платки и снова засунул за пазуху шайтана.

Приведя капище в надлежащий порядок, мы двинулись в обратный путь и только поздним вечером достигли мыска попы-я, где нас ожидали Иван и Кирилла с убитым медведем. Медведя убил Кира из дрянной кремневки небольшого калибра, в которую, кроме пули, воткнул стальной шомпол.