Колдовство любви

— Лали, твоя честь и честь твоего отца не должны пострадать из-за глупого безрассудства, которое управляет твоими поступками, — проворчал он и слегка подтолкнул ее.

— Ответь мне честно — ты меня любишь?

— Любовь — это сказки для юных девушек, — фыркнул он, прислушиваясь к звукам, доносящимися снаружи… — Тебе пора повзрослеть.

«Что-то умерло в ее глазах, или мне показалось? — подумал Антонио, чувствуя себя в эту минуту ничтожнейшим из подлецов. — Но я не могу поступить иначе. Если признаюсь в любви — она останется здесь, и тогда мне придется сражаться с ее отцом, который не простит поругания чести Бельфлеров».

— Прощай, Антонио, — чеканя слова, проговорила Лали. Подбородок у нее дрожал, слезы навернулись на глаза, но она справилась с собой и, нырнув в щель, исчезла.

Антонио быстро придвинул к прорези стул и опустился на него как раз в тот момент, когда в палатку вошел епископ.

— А где?.. — изумленно проговорил тот.

— Кого или что вы ожидали увидеть здесь? — холодно поинтересовался Антонио.

— Мне сообщили, что ты развлекаешься в обществе женщины, — пристальный взгляд епископа скользил по углам палатки.

«Похоже, за Лали кто-то проследил и донес служителю церкви».

— Разве это возбраняется? Я не давал обета целибата. С какой стати вы решили мне помешать? Ищете новых развлечений? — презрительно хмыкнул Карриоццо.

— Если бы речь шла о женщине свободных нравов, — епископ слегка поморщился, — я не стал бы нарушать твой отдых. Но мне доложили, что видели входящей в твою палатку дочь одного знатного синьора. Я должен наставить на путь истинный заблудшую овцу. Пока ее не съел волк.

Антонио едва устоял против соблазна ответить священнику при помощи кулаков.

— Уверяю вас, отец мой, что вы ошиблись. Я — не волк, а скорее — сторож. И с удовольствием помог бы вам в случае, если бы овечка забрела в мой шатер.

— Надеюсь на это, сын мой, — поджав губы, священник выскользнул из палатки.

«Если девчонка не образумится, то обязательно попадет в плохую историю. Епископ настроен против нее. Чем Лали могла так его разозлить?»

Филиппо вошел в шатер и сообщил, что пора готовиться к новому сражению. Перед тем как надеть доспехи, Антонио вытащил из маленькой шкатулки браслеты с колокольчиками, укрепленные на тонкой золотой цепи. Последние дни сражения он носил их на груди. Гул толпы и звон металла не мешали ему слышать нежное звучание колокольчиков, напоминающее пение девушки.

— Ты принадлежишь мне, Лали. И эти колокольчики — залог не расположения, а любви.

68

Гнев душил его, и все, на что он бросал взгляд, окрашивалось в красный цвет. Рыцарь даже не заметил прихода оруженосца.

— Я позабочусь о коне, синьор, — предложил юноша, протягивая руку к поводьям.

У Никколо чесались руки ударить оруженосца, но он сдержался.

— Я сам все сделаю. Иди на пир.

— Но…

— Оставь меня, — прогремел голос. Чувствуя, что улыбка хозяина превращается в злобную гримасу, юноша благоразумно исчез.

— Я не злюсь, — пытался уверить себя Никколо. — Я все равно окажусь победителем.

Возможно, он сумел бы успокоиться, но в это время в конюшню вошла его супруга.

— Ублюдок, — проговорила Доротея. — Что он возомнил о себе?

Никколо почувствовал сильное желание ударить жену, но, как всегда, пересилил себя. Доротея не должна догадаться о демонах, гнездящихся в его душе.

— Ты говоришь о Карриоццо? — равнодушно поинтересовался он.

— Кого же я еще могу назвать ублюдком?

— Меня, например.

— Ты прав. Отчего ты не вызвал его на бой? Ты должен был уничтожить мерзавца, бросить под копыта его же собственного коня, поставить на колени. Он должен был пожалеть о том, что вернулся! — воскликнула женщина.

Никколо ушел за лошадь, чтобы жена не увидела, как исказилось его лицо от душившей ярости.

— Ну, почему, почему он вернулся домой! Его приезд лишил возможности Доминику выйти замуж за наследника Карриоццо.

— Ничего. Для нее муж найдется и получше. Брат не оставит ее без приданого.

— И это говоришь ты? Да еще после того, как уже чувствовал себя хозяином Карриоццо? Филиппо был у нас в руках, Доминика из него веревки вила! А серебряные рудники! Теперь они достанутся турецкой шлюхе! Мерзавец умудрился не только вернуться сам, но и притащил сюда дочь Людовико. А ты остался ни с чем!

— Пошла вон! — рявкнул Никколо, багровея от гнева.

— Придется мне самой исправлять ситуацию. Его преосвященство поможет мне в этом. Во всяком случае, он — мужчина, а не… — усмехнувшись в лицо супруга, Доротея вихрем вылетела из конюшни, сообразив, что играть с огнем опасно.

Никколо больше не мог сдерживаться. В его глазах все оказалось залито пожаром. Швырнув в след супруге седло, он завыл от ярости. Лошадь испуганно шарахнулась от дикого, беснующегося хозяина, а он продолжал биться о стены, разбрасывая корзины, щетки, поводья, уздечки — все, что попадалось ему под руку, пока не рухнул на пол без сил. Когда приступ безудержной ярости закончился, Никколо, мокрый от пота, встал и, дрожа, начал приводить в порядок свою одежду.

68

— И все же, почему бы тебе не жениться на этой турчанке? — осторожно спросил Филиппо, устало опускаясь в складное кресло.